Я пропускал искусственную траву сквозь пальцы, исподтишка поглядывая на нового подопечного, и отчаянно боролся с рвущимися наружу поспешными выводами. А поведение Ари делало это практически невозможным. Вот он провожает заинтересованным взглядом одного из полуодетых альф-спортсменов; вот он застенчиво краснеет, замечая, что я бесцеремонно пялюсь на него; вот он проводит пальчиками по уху, поправляя мнимую прядь. Я так постоянно делал, когда только-только отрезал волосы – непростительная привычка.
– Тебе правда нужна помощь по предметам? – наконец спросил я, чтобы заполнить тишину.
– Нет, – ответил Ари, – но мы же можем просто дружить? Я жаловался папуле, что у меня здесь совсем нет друзей, и, вот, – он неуверенно махнул рукой в мою сторону.
– Конечно, можем. Зови меня Мэл. А Ари, – я дал себе ещё одну возможность унять подозрения, – это твоё полное имя?
Мальчик закусил губу, а потом робко помотал головой. Я понимающе кивнул:
– А какое тогда?
– Ариэль, – шепнуло чудо и поспешило пояснить, – но это секрет. Папуля строго-настрого запретил кому-то его рассказывать, но тебе же можно?
– Можно, малыш, – я дождался пока Ари поднимет на меня глаза и только потом продолжил, – но ты должен пообещать мне, что больше никому его не расскажешь, понял?
– Понял.
– И запомни, – пальцы неосознанно сжали клочок синтетических волокон, те с лёгкостью поддались и остались оторванными в стиснутом кулаке, но зато голос остался ровным, – мне можешь рассказать любой секрет, но только мне, – я замер, пока ребёнок не кивнул, и подмигнул, – у меня тоже есть секрет.
Из кармана свободной ветровки я вытащил несколько кубиков фруктовой тянучки и протянул малышу. Глаза-орешки тут же вспыхнули радостью, и не успел я опомниться, как Ари повис на мне, сжимая в объятии. Мне ничего не осталось сделать как обнять в ответ. Я уткнулся носом в шею и осторожно втянул воздух. В голове возник звук разбивающегося стекла, а точнее, надежд, потому что тоненький, совершенно не оформившийся ещё запах защекотал ноздри. Слава богу, заметить его можно было пока только при таком тесном контакте.
Мальчик отстранился, чихнул, взял в рот тянучку, а я принялся расспрашивать его обо всех подробностях жизни в академии. А точнее: где он жил, когда ходил на обед, с кем сидел на химии и как справлялся с физкультурой. Потом понял, что не успокоюсь, пока сам всё не увижу и не буду уверенным в том, что кое-что очевидное очевидно только мне.
В мыслях тут же возник список дел, планы на неделю и идеи – как максимально изолировать сладкого ребёнка от пагубного влияния и возможного разоблачения. Спать я ложился с приятно гудящей головой и впервые с начала учебного года заснул крепким беспробудным сном.
Всю следующую неделю я потратил на разведку. И не зря, потому что от сердца немного отлегло. Оказалось, что пятнадцатилетние мальчишки все очень разные, и Ари действительно не выделялся на их фоне слишком сильно. Пока. На уроках физической культуры он был поактивнее меня, ну, это в силу, как я понял, характера и совершенно детской непосредственности. Он с радостью гонял в футбол на поле с одногруппниками, непременно махая сидящему на трибунах мне, отчего я невольно чувствовал себя папочкой на детском утреннике, но неустанно махал в ответ. А Ари тем временем давал фору паре-тройке задохликов послабее себя.
Учился, как и другие подростки – посредственно, выделяя только гуманитарные предметы, а именно – литературу, в частности – романы французского писателя Франсуа Саган*, где всё было грустно, но до покалывания в кончиках пальцев романтично. Особенно ему нравился “Ангел-хранитель”, и все мои логичные доводы о том, что иметь у себя в воздыхателях серийного убийцу не так-то и весело, отбортовывались одним только контр-аргументом: сердцу не прикажешь. И говорилось это обязательно с томным придыханием и подрагивающими ресницами, я только успевал глаза закатывать.
Но стоило только открывать учебник по математике, и ребёнок превращался в грустное желе. Я грозно говорил: “что это за детский сад”, в ответ губёшки надувались, а глазки наивно начинали заигрывать, в попытке меня отвлечь. Вот только играл-то я совсем не в свои ворота.
Впрочем, совместные посиделки в библиотеке и для меня были достаточно полезны. Иногда мы просто молча делали домашнюю работу. Когда мне задавали какие-нибудь сложные эссе по профильным предметам, Ари с пониманием относился и не отвлекал. А главное, с ним я перестал засиживаться допоздна, потому что как только ребёнок начинал тереть глаза и зевать, совершенно по-детски высовывая розовый язычок, я понимал – на часах “пора спать”.
В середине октября меня застигла течка, поэтому, наглотавшись подавителей, я на три дня выпал из жизни, а когда пришёл в себя – заподозрил что-то неладное. Я провожал Ари до корпуса и заметил, что он чихает больше обычного. Первой моей мыслью было то, что это я из-за своей недавней апатии и невнимательности умудрился застудить ребёнка, не заметив вовремя признаков простуды.