Сладких снов

Радость лилась откуда-то изнутри. Возможно, из той самой точки, где до того клокотал источник страха. Что-то вроде инстинкта, из-за которого напрягается каждая мышца тела. Осознание реальной ситуации пришло позже. Регистрация, перелет через Атлантику, американская таможня, поездка за оружием и остальным, что якобы ждало Хоффмана на месте. Далее поездка в город под названием Санта-Мария. Немного времени на сон…

Гренс опоздал с выполнением своей части задания на целых тринадцать часов. Те самые тринадцать часов, которые Хоффман должен был использовать, чтобы успеть вовремя.

И вот теперь они опоздали.

Четверг, 02:54

– Хоффман? Это Гренс.

– Комиссар?

– У меня две новости, хорошая и плохая.

– Начни с хорошей.

– Я… Ты вообще где? Там, похоже, жизнь бьет ключом.

– Я на улице. Много людей, машин еще больше.

– Ну… Значит, меня впустили. Я могу к ним присоединиться… То есть это ты можешь к ним присоединиться. К тем троим, включая лидера, которого мы хотим заполучить больше всех остальных.

– А плохая?

– Я звоню тебе спустя почти двенадцать часов после дедлайна. Оба мы понимаем, что это значит.

Четверг, 02:56

– Подожди, Гренс, не исчезай. Я должен сделать одну вещь.

– Чем ты там занимаешься?

– Контроль безопасности. Прохожу через арку с металлоискателем.

– Уже домой? Ты в Стокгольме или Копенгагене?

– В международном аэропорту Сан-Франциско.

– Сан-Франциско?..

– Я только вышел из самолета. Здесь тепло, почти как в Дании.

– Ты… Хоффман, ты там?

– У меня был билет. А в Каструпе я оказался по другому делу. И вот подумал, что будет очень обидно, если ты в конце концов добьешься своего с этим лидером, а я не успею. Я поставил на тебя, Гренс. Рискнул.

Четверг, 03:02

– Бирте?

– Да?

– Ты спишь? Все еще в Копенгагене?

– Заходила домой. Дала коту тунца, поиграла с ним в мяч. Решила прогуляться пешком до полицейского управления. Мне предстоит объяснение с иностранными коллегами, нужно подготовиться. Скажу, что страшно рада их видеть, несмотря на то что в Дании им, как выяснилось, делать нечего.

– У меня хорошие новости, Бирте. Даже не представляешь себе, насколько хорошие.

– Не представляю себе, о чем ты?

– У меня получилось. Они разрешили мне быть с ними.

– Но Хофф…

– Он уже там.

– Где «там»?

– На месте. Там еще среда, Бирте, шесть часов вечера, если я правильно рассчитал. Мы успеваем!

Копенгаген, четверг, 03:48

Сан-Франциско, среда, 18:48

Делая последние шаги к застекленному окошку, из которого на него смотрел таможенник в рубашке, застегнутой на все пуговицы, и с идеальным пробором с зачесанной набок челкой, Пит Хоффман был Карлом Хансеном, и никем другим. Внутреннее и внешнее стали одним целым, каким бы абсурдом это ему ни казалось. До встречи у пруда с фонтаном оставалось меньше суток.

Пит просунул в окошко фальшивый паспорт и улыбнулся.

Преступника может сыграть только преступник – вот главное условие агентурной работы. Но Гренс не забывал и еще об одном условии – рассчитывать только на себя. Даже если речь идет о самом отвратительном из преступлений.

Часть 5

Сюда доходили разве что взгляды простирающегося вдаль моря.

В салоне стоял сильный запах пластика и кожи, запах новой машины. В обычной ситуации он бы забронировал самую обыкновенную, то есть незаметную. И подписал бы договор аренды как Пит Хоффман, Пит Кослоу, Петер Харальдсон, Вернер Ларсон – или любым другим именем, на которое у него был действующий паспорт и подходящая случаю легенда.

Но ситуация не была обычной, и у Пита не оставалось времени выдумывать другую легенду, кроме истории датского педофила, случайно оказавшегося в США по служебной надобности.

Потому Пит и подписал договор угловатым почерком Карла Хансена и заплатил огромную сумму за не менее огромную и сверкающую машину, которую можно было назвать какой угодно, только не обычной, с рекламой международной прокатной фирмы на заднем стекле.

Шестнадцать миль в северном направлении в сплошном автомобильном потоке.

В этой части США Пит был всего второй раз в жизни, но если и дальше держаться залива, то, судя по карте, скоро будет мост на Окленд. И сейчас, под музыку радиоканалов, обслуживающих западное побережье, и под лучами солнца, ставшего еще более ласковым после того, как он опустил стекло, к нему вернулись прежние неприятные чувства. Стыд. Потерянность. Осознание каждой клеткой тела, в какого рода преступную группу ему предстоит внедриться на этот раз.

С другой стороны, именно это осознание заставило Хоффмана ощутить такой прилив энергии, что прежняя жизнь будто ссохлась, превратилась в пустую оболочку. Он был здесь и сейчас – как никогда раньше. Пустота внутри быстро заполнилась адреналином.

Это было то, чего ему так не хватало и с чем он боролся изо дня в день. Когда пытался найти себя в семейной жизни, с Зофией и детьми. Противостоял искушению, отказывая мафии или полицейским, при том что ни те, ни другие не повторяют приглашений дважды.