С этого самого дня я, как и обещал себе, не приближался к своему дому. Однако моя жизнь сильно поменялась. За время подготовки к этой экспедиции я искренне полюбил пешие походы, благо теперь я был относительно готов к длинным переходам. Поэтому теперь я много времени проводил в пути. Намечая себе направление, я двигался по нему, составляя себе карту, продумывая маршрут, проходя по нему с каждым днем все дальше, я рано или поздно достигал предела своих возможностей. Я стал брать с собой в поход книги и плеер, подальше от хранилища в минуты отдыха музыка и литература воспринимались значительно живее, чем на кресле в тесном помещении. Когда я понимал, что по направлению, которое я выбрал, мной исследованы все закоулки, я объявлял себе две недели отдыха. В первую неделю я просто отдыхал, приводя обмундирование в порядок. Потом, была неделя праздника, как я ее называл, неделя, на протяжении которой я выпивал, готовил себе что-то особенное на костре, в общем, отдыхал умом.
Так я и жил, даже, более того, подобная жизнь доставляла мне определенное удовольствие, когда утром я вставал с постели и подсоединял шланг к емкости меня снедало приятное нетерпение, сейчас я возьму вещи и вырвусь на свободу. До того, как я попал сюда, я даже не мог предположить, что мне так нравятся на самом деле бывать на природе. Более того, мои мысли никогда не приводили меня к подобным выводам, а зря. Ведь если бы я в той жизни открыл бы для себя подобное удовольствие, то смог бы ходить в куда более отдаленные места нашей планеты, нежели теперь, когда я строго ограничен во времени. Но как говорят люди: лучше поздно, чем никогда.
Следующей зимой я несколько раз выбирался в город. Разумеется, около дома или аллеи я больше не показывался, как и обещал сам себе. Однако, в первый поход мне хватило смелости навестить рыжеволосую девушку. Как не трудно догадаться она так же лежала в ковре на полу около кровати, как я и оставил ее год назад. Теперь же при виде ее тела я не сбежал как ошпаренный, а присел на корточки рядом с ней. За прошедший год труп сильно испортился, но я чувствовал некоторую вину за то, что потревожил ее и хотел хоть как-то загладить вину.
Перенести труп целиком было уже просто физически невозможно. Да и зима оказалась такой же снежной, как и в прошлом году, так что могилу вырыть не получится. Придется изобразить подобие могилы прямо здесь из того, что есть. Я решил покрыть ее тело ковром, а сверху водрузить кухонный стол с предварительно отломанными ножками, он исполнит роль надгробия. Все эти манипуляции заняли у меня меньше двадцати минут. После чего я достал нож и нацарапал на столешнице: «Просто хороший человек». Я не знал, так ли это, но и в том, что это не так, я не был уверен. А как говорят, о мертвых либо хорошо, либо никак.
Я хотел положить на столешницу ее фотографию, но все фотографии, которыми буквально были увешаны все стены, были совместными с ее мужем. Я взял одну из них, на ней они были относительно далеко друг от друга, и оборвал ее мужа.
Конечно, вы можете обвинить меня в том, что я ничего не зная о произошедшем, совершил такое однозначное действие. Но я парирую тем, что это ее могила, а не их общая, так что совесть моя чиста. Завершив с этим, я почтил ее память минутой молчания, молиться я не умел, да и зачем, если даже Бог и есть, то эти земли он давно покинул.
В следующих походах я занимался тем, что можно смело назвать мародерством. Залезал через окна в дома людей и воровал у них книги, ибо моя библиотека оказалась бедна на интересные мне книги. Больше я ничего не трогал в чужих квартирах принципиально. Зато я отрывался в магазинах, забирая выпивку и разные долгохранящиеся деликатесы. Вы смело можете осуждать меня, ведь я вандал и вор. Залезаю к людям в дома, разбивая окна, ворую их вещи, потом иду в магазины и уношу то, что мне не принадлежит. Но знаете, люди сами отказались от всего этого. Им это уже не надо, зато мне может здорово пригодится. Я даже не считаю это воровством.
Помню, будучи еще мальчиком, я поспорил с дворовыми ребятами, что стащу из магазина шоколадку. Я зашел в магазин и, воспользовавшись суматохой, утащил эту самую шоколадку. Я вышел из магазина и на крыльце похвастался ребятам своей добычей. Они хвалили меня, говорили, мол, молодец, самый ловкий из всех.
Но тем временем на душе у меня скреблись кошки. Я понимал, что эту шоколадку вычтут из зарплаты продавщицы, а продавщицей здесь была приятная пожилая женщина, которая, когда мы гурьбой подходили к кассе, всегда приветливо улыбалась и спрашивала нараспев: «Здрааааствуйте деточки, что вам подать».
В этот момент я развернулся и вошел в магазин. Робкими шажками я подошел к кассе и положил на прилавок шоколадку. Продавщица удивленно смотрела на меня, тут я ей все выложил и расплакался. Плакал я не от страха, а от обиды за то, что ради какого-то спора украл то, что мне не принадлежит и пострадает от этого совершенно невинный человек.