Точно такая же комната, как и в моем убежище, только сосудов четыре, а не три, а в остальном точная копия, те же табло так же показывали уровень жидкости. Но здесь вся аппаратная была просто увешана фотографиями детей. Очень много фотографий, они буквально занимали каждый сантиметр площади кроме пола и потолка. На некоторых фотографиях дети были запечатлены вместе с той девушкой, что сейчас плачет в коридоре. На фотографиях девушка была ярко накрашена и красиво одета, от чего почему-то казалась только младше, а не наоборот. На некоторых фотографиях рядом с детьми сидел мужчина, он выглядел обычно, действительно ничем не примечательный человек лет тридцати на вид, с длинными, рано начавшими седеть, волосами и эспаньолкой.
Прямо около табло с показаниями уровня жидкости в сосудах висело большое фото, на котором были запечатлены девушка, мужчина с эспаньолкой, большая собака, кажется колли и трое малышей. Один из них был видимо несколько постарше, он сидел рядом с мамой на полу и характерным испуганным детским взглядом смотрел на фотографа. Двое других малышей были еще совсем грудные и лежали в пеленках на руках папы и мамы. Из пеленок торчали только их лица, еще не успевшие принять определенные черты. Видимо я сильно прогадал с возрастом девушки, но я тут не за тем, чтобы узнавать ее прошлое.
Я схватился за шланг и резко дернул его, сорвав с крепления. Он с металлическим лязгом повалился на пол, и больше ничего не произошло. Все так же, как и у меня в хранилище. Из емкости не полилась вода, не завопила сирена. Я открыл три других крана и ничего не произошло. Я посмотрел на табло, оно сигнализировало о том, что все в порядке и идет своим чередом.
Значит все-таки бутафория. Но зачем? Не понимаю, ничего не понимаю. К чему такие сложные механизмы? Чтобы приковать нас к хранилищу. Но опять же зачем? Ведь видимо без нас система работает чудесно, наше присутствие вовсе не обязательно. Ладно, об этом я подумаю как-нибудь потом. А сейчас пора уходить, я обещал этой девушке, то есть этой женщине, что уберусь, как только все проверю. Я присоединил шланг назад и закрутил все краны, пусть для девушки все останется тайной, возможно, она еще не готова к правде.
Я покинул аппаратную и направился к выходу. Девушка сидела все там же и сейчас плакала, спрятав лицо в ладони. Я уже собрался уходить, но вспомнил, что у меня осталось не так уж много провизии. Вообще я не рассчитывал, что меня ждет такой прием, я рассчитывал на агрессию или, наоборот, на радушие, но то, что сейчас произошло, меня удивило, никакой реакции, она просто сидела и плакала, и, кажется, никак не реагировала на мое присутствие.
Так или иначе мне необходимо было пополнить запасы еды. Я зашел на склад и набил рюкзак консервами, также я прихватил с собой еще два блока сигарет, запасы сигарет на складе, кстати, были не тронуты, значит, эта девушка может справляться с одиночеством без стимуляторов, в отличие от меня. Итак, теперь я не только мародер, но и грабитель. Но я не собирался так просто красть ее еду, ничего не оставив взамен.
Когда я подошел к ней, она никак не отреагировала, все так же сидела и плакала. Видимо она все-таки тронулась умом от одиночества, я, конечно, тоже был немного не в себе после трех лет одиночества, но у меня видимо была более легкая форма помутнения.
– Я взял немного еды со склада. Взамен держи это, – я повертел в руках пистолет, показывая его ей, но она все так же не реагировала. – Он не заряжен, но им можно напугать, – сказал я словами безымянного.
Она не шелохнулась. Я немного постоял подле нее, и, не дождавшись реакции, положил пистолет рядом с ней. Вдруг она неожиданно резко шарахнулась в сторону от меня и начала рыдать с новой силой. Я, честно говоря, испугался такой реакции и инстинктивно отскочил от нее. Нет, тут явно что-то не в порядке. Поэтому я поднял руки, показывая, что в них ничего нет и начал пятиться к выходу спиной вперед, всегда держа девушку в поле зрения. Достигнув двери, я быстро развернулся и выскочил наружу.
На улице же уже начали сгущаться сумерки. Солнце положило на эту битву все силы, и облака окончательно отступили и теперь занимали только треть неба над лесом на востоке. Солнце же почти опустилось за горизонт и теперь окрашивало небо в нежный розовый цвет. Ночь будет ясной и светлой. Сейчас на небе сияла одинокая бледная звезда, пройдет еще пара часов и небо будет усыпано целой россыпью звезд, а эта звезда из бледной точки превратится в ярчайшую звезду небосклона.
Мне пора. Очевидно, что здесь мне больше нечего делать. Я вдохнул полной грудью прохладный воздух и направился к мосту. Идти теперь особо некуда, сейчас, когда я знаю, что провел три года впустую, во мне надломился какой-то стержень, который собственно и держал меня в руках в течение последних лет, теперь какая-то тоска разлилась по всему телу.