Сладких снов

– Ну так, у меня трое детей, – она не обернулась, но взмахнула рукой. Потом на долю секунды она замерла с поднятой рукой, потом медленно опустив ее, кивнула чему-то своему и продолжила вычищать сковороду с макаронами.

– Маловато получилось, я же не знала, что кто-то придет, – она поставила передо мной тарелку с просто огромной порцией макарон.

Я вопросительно смотрел на нее.

– Я всегда готовлю на всю семью, по-другому я просто не умею. Не мало?– она чуть покраснела и смущенно улыбнулась.

Я не стал больше ничего говорить, она села за стол напротив меня и мы молча приступили к трапезе. Когда я уже почти одолел порцию, девушка, наконец, прервала затянувшуюся паузу.

– Я Юля.

– Я… – и тут я замолчал, я не помню, как меня зовут.

Я сидел и беспомощно рылся в сознании, стараясь вспомнить свое имя. Когда я сидел на пристани около хранилища и обдумывал историю своей жизни, я называл себя Артемом, кажется. Лина в моих снах всегда называла меня Виктором, но сейчас, когда необходимо представиться я понимаю, что ни одно из этих имен не мое.

– Не переживай я тоже не помню, просто имя Юля мне очень нравиться. А так не помню, может Ира, может Настя, – сказала она снисходительно улыбнувшись. – Имя это всего лишь набор букв, если долго им не пользоваться, то он забудется, как и любой другой набор букв.

– Тогда я Даниил, сокращённо Данька. Первое что мне в голову пришло если честно.

– Помнишь сколько тебе лет?

– Около двадцати восьми кажется.

– Мне в районе тридцати двух.

– Ты хотела сказать в районе восемнадцати?

– Эй, – она поперхнулась макаронами, – хотя этот комплимент гораздо приятней предыдущего.

Она широко улыбнулась, и только теперь, при хорошем освещении, я разглядел тонкий шрам на верхней губе, длинной наверно всего сантиметр, заметный только когда она улыбается, наверно детская травма. Однако, когда она перехватила мой взгляд, то тут же приложила руку ко рту, скрывая от меня шрам, при этом смотря на меня как-то странно, как будто я увидел то, чего не должен был видеть. Я демонстративно перевел взгляд куда-то в сторону.

– Дань? – вдруг спросила она, смотря в стол.

– Да?

– Я не сумасшедшая, честно. У меня с головой все в порядке.

– Я верю. К тому же не стоит переживать, за три года в одиночестве мы оба немного тронулись рассудком.

– Конечно, – она улыбнулась, продолжая смотреть на стол, однако при этом, как раньше, еле заметно повторяя губами за мной мои слова и кивая.

– Все слишком рез…

– Понимаешь, просто все это кое-что мне напомнило, – перебила она меня и теперь смотрела мне прямо в глаза. – Я расскажу но не сейчас, я не готова. Просто знай, я не сумасшедшая, просто есть у меня своя мрачная история.

– У всех теперь есть мрачная история.

Она молча кивнула и уставилась в свою тарелку. После этого на кухне повисла неловкая тишина, единственным, что нарушало ее теперь, был звук того, как вилка царапает металл тарелки, подхватывая очередную порцию макарон. Больше за время трапезы мы ничего друг другу не сказали, более того Юля теперь, казалось, избегала зрительного контакта со мной. Она смотрела куда угодно, даже несколько раз оборачивалась на дверь, находившуюся у нее за спиной, но ни разу не посмотрела на меня.

Тишину решился нарушить только вопль сирены. Сирена выла на той же чистоте, что и в моем хранилище, поэтому перед глазами пронеслись картины тех трех лет, что я провел там. Сердце слегка кольнуло, наверно это какая-то разновидность Стокгольмского синдрома, только тут я испытываю сочувствие не к тюремщику, а к самой тюрьме. За три года даже самая мрачная тюрьма начинает казаться родным домой. Кто знает, может и наш отчий дом кажется нам таким родным только потому, что мы привыкли к нему за годы детства. Хотя нет, отчий дом кажется нам родным, потому что там живут самые дорогие нам люди, а сам дом лишь ассоциируется с ними.

Я и не заметил, как впал в прострацию, Юля ничего не сказала, а просто молча сидела и несколько удивленно смотрела на меня.

– Ты готова? Увидеть это будет неприятно, – сказал я, мотнув головой, стряхивая с себя задумчивость.

– Готова, – она кивнула, кажется, она хотела что-то еще сказать, но вместо этого принялась внимательно изучать кухонную утварь.

– Пойдем.