Именно Эла сплачивала семью — Энид, Маркуса и Клару. Она устраивала регулярные семейные обеды, пикники и воскресные посещения церкви. На Рождество они все вместе пели веселые песенки и ходили рвать ветки падуба, чтобы украсить ими помещения. Они делали все то, что делают хорошие, сплоченные семьи. Колин знал, что Маркус любит Грасиэлу за это.
Более того, благодаря ее приветливости и он, Колин, чувствовал себя в кругу ее семьи как у себя дома.
— У меня сегодня вечером нет настроения посещать «Содом», — сказал он, стараясь выглядеть непринужденным. — Возможно, как-нибудь в другой раз. Приглашаю тебя остаться здесь на ужин. Я уверен, что моя повариха готовит что-то вкусненькое. А еще мы можем сыграть несколько партий в картишки.
Маркус погладил свой живот:
— Я сегодня обедал у Элы. Она всегда кормит меня так, как будто это мой последний прием пищи. Настоящий пир! Думаю, что теперь не смогу ничего есть несколько дней. Я все еще жалею, что не забрал с собой повариху, когда обзавелся собственным домом.
Чувствуя, как его охватывает напряжение, и пытаясь подавить его и казаться спокойным, Колин спросил:
— Ты, получается, видел Элу сегодня?
— Да. — Маркус слегка выпрямился. — Кстати, я кое о чем вспомнил. Мне кажется, что у моей мачехи появился поклонник. — Он помахал рукой. — Вся гостиная была заставлена вонючими цветами. Комната стала похожа на цветочный магазин. Было прямо-таки отвратительно. Какой-то придурок думает, что сможет забраться в постель к Эле благодаря тому, что пришлет ей цветы.
Колин попытался заставить себя не рассердиться на слова Маркуса. Хотя, вообще-то, эти слова не соответствовали тому, что он, Колин, делал по отношению к Грасиэле. Точнее, не совсем соответствовали.
— В самом деле?
Слава Богу, его голос прозвучал вполне естественно и не выдал его душевного смятения.
Маркус побарабанил пальцами по диванным подушкам слева и справа от себя:
— Да.
— Она сказала тебе, кто он?
— Она уклонилась от прямого ответа на вопрос по этому поводу и попыталась сделать вид, что и сама этого не знает. — Он с недоверчивым видом хмыкнул. — Конечно, Эла солгала. Она не могла даже посмотреть мне в глаза.
— Еще бы, — закивал Колин.
— Не переживай. Я выясню, кто он такой.
— Даже и не пытаюсь тебя отговаривать, но зачем тебе так нужно это выяснять? Твоя мачеха — не юная девица. Твой отец умер уже немало лет назад…
— Зачем? А затем, что это не кто-нибудь, а Эла. Я не допущу, чтобы она стала добычей волков из светского общества. Можешь мне поверить. Я знаю,
Естественно.
Маркус продолжал:
— Я видел,
Колин кивнул, чувствуя какое-то отчуждение: он как будто бы смотрел на эту сцену со стороны, причем с большого расстояния, а не был участником комического разговора двух мужчин.
— А что ты предпримешь после того, как найдешь этого типа? — Под «этим типом» Колин, получалось, имел в виду самого себя. Ситуация и вправду была комической. — Что тогда?
— Я заставлю его осознать, что он выбрал совсем не ту леди для любовных утех и что ему следует держаться от нее подальше.
И поскольку он являлся герцогом Отенберри и в общем-то мог произвести впечатление, его послушаются. Таким было его предположение. Однако он не знал одной вещи. Он не знал, что они говорят сейчас не о ком-нибудь, а о нем, Колине. Маркус полагал, что говорит о каком-то денди, который будет трястись от страха, когда Отенберри бросит на него сердитый взгляд.
— А если этот мужчина не захочет держаться от нее подальше?
Колин понимал, что подобное стало для него чем-то невозможным. Ему уже казалось, что его и Грасиэлу соединяет какая-то невидимая нить. Нить, которая была покрепче цепей Прометея.
— Ну, тогда я объясню это ему еще более доходчиво.
Маркус разжал пальцы руки, лежащей на подлокотнике дивана, и затем сжал ее крепко в кулак. Колин в ответ на этот однозначный жест кивнул:
— Понятно.
Теперь была уже его очередь уставиться на огонь в камине. Возможно, ему действительно нужно попытаться подавить в себе свое страстное увлечение Элой. Отенберри это его увлечение уж точно не одобрит.
Однако его с Элой уже связывала невидимая нить. Нить, порвать которую невозможно.
Маркус глубоко вздохнул:
— Впрочем, это все, по моему мнению, в любом случае не имеет большого значения.
— Что ты имеешь в виду?
— Она уезжает.
Колин замер. Пальцы, обхватившие колено, сжали его с такой силой, что их кончики побелели.
— Уезжает? — спросил он, заставив себя говорить спокойным голосом.
— Да. Она завтра возвращается в поместье. И я сомневаюсь, что этот ее поклонник поедет туда вслед за ней.
Немного поразмыслив, Колин все-таки решил забраться по стене на балкон ее спальни.