Сладостное забвение

– А порез откуда? – Я не понимала, как такую рваную рану – от края глаза и до самой линии волос – можно умудриться получить в кулачном бою. Хотя надо признать: драка была слишком жестокой, словно они оба всю жизнь копили агрессию специально для поединка.

– Ножка от стула.

Я распахнула глаза.

– Он ударил тебя ножкой от стула?

«Вот жулье».

– Ага. После того как я использовал ее по назначению.

«Ясно».

Если честно, я не представляла, почему вообще пытаюсь помочь Тони. Не то чтобы он последнее время был замечательным братом. Я чувствовала себя тряпкой, но ген матери-наседки преследовал меня сызмальства – и избавиться от него никак не получалось. Я не могла игнорировать потребность помогать. И в кого я такая уродилась? Явно не в маму, и, судя по тому, как бабуля распахнула дверь в кухню тростью и поблагодарила Тони за выигранные пятьдесят баксов, уж точно не в нее.

Меня трясло от нервного возбуждения. Да уж, вечеринка удалась на славу. Мне нужно что-то делать, чем-то себя занять, иначе на поверхность всплывали мысли о нем, а тело начинало гореть. И хочу уточнить, это был не тот он, о котором мне следовало думать.

Я скрестила руки на груди, все еще будучи в платье и на каблуках.

– А ты хоть ему навалял? Можно предположить, что все пинки достались только тебе.

Тони саркастично посмотрел на меня и снова уткнулся в телефон.

– Достаточно я ему навалял.

– Пожалуйста, скажи, что ты не переписываешься с Дженни.

– Я не переписываюсь с Дженни, – сухо ответил он.

Значит, переписывался.

– Вы ведь друг другу изменяете. Не очень-то здоровые отношения, не находишь?

Брат положил телефон на столешницу и провел рукой по волосам.

– Я люблю ее, Елена.

К горлу подкатил ком.

– Иногда любви недостаточно, Тони.

– Конечно же, нет, – серьезно ответил он, и мне даже показалось, что у нас для разнообразия сложится умная, вдумчивая беседа. А потом Тони снова открыл рот. – К любви еще должен прилагаться хороший секс.

Я вздохнула.

Тони рассмеялся и потер грудь, в процессе размазав кровь.

– Ты хорошая сестра, Елена. Иди сюда, обними своего старшего братца.

– Нет. – Я нахмурилась. – Ты весь потный и в крови.

– Кроме объятий, увы, ничего предложить не могу.

– Как минимум, ты мог бы не… нет, Тони, не надо!

Он стиснул меня в медвежьих объятиях и демонстративно вытер об меня всю свою противную мужественность. Я со стоном наморщила нос и попыталась вырваться.

Тони резко ноздрями втянул воздух.

– Мать его.

Я замерла.

– Что?

– Ребро сломано, кажется.

Я вздрогнула и отстранилась ровно в тот момент, когда папа́ вошел в кухню. Он посмотрел на разложенную на острове аптечку и неодобряюще глянул на меня, дескать, перестань нянчиться с Тони. Потом перевел взгляд на сына, прожигая его коронным осуждающим взглядом.

– Выглядишь дерьмово.

Тони хмыкнул.

– Спасибо, папочка.

Дверь захлопнулась, из-за нее донесся отцовский голос:

– В мой кабинет, сейчас же.

* * *

Я потащилась к себе в комнату, будучи на взводе. Я не видела сна ни в одном глазу, и, стоя под горячим душем, думала о том, насколько сильно досталось Николасу. А кто ему помогал с порезами? Джианна? Грудь неприятно сдавило.

Словно в беспокойном тумане я расчесала мокрые волосы и натянула трусы и облегающую футболку с надписью «Спи спокойно – я кусаюсь».

Когда я лежала в кровати, до меня донеслась песня готической группы «Тайп О Негатив»[56], конечно же, из комнаты Адрианы. Хорошая сестра пошла бы и спросила, что ее так расстроило, но я начинала понимать, что весьма эгоистична по отношению к Адриане.

Я закрыла глаза, жалея, что не существует кнопки, на которую я могу нажать и сразу же избавиться от влечения к жениху родной сестры.

Когда я вновь открыла глаза, все еще чувствовала его – этот глубокий интерес, засевший в коже, словно он всегда там находился, просто дремал в ожидании своего часа. Дыхание сбилось, когда я начала восстанавливать в памяти вечер: его тело так близко к моему, низкий голос у моего уха, горячую ладонь на моем бедре, задирающую платье все выше и выше.

Волна тепла прокатилась между ног и оставила за собой пустоту. Я начинала бояться, что заполнить ее сможет только он.

Я пропала.

Совсем.

Я даже не знала, что мужчину можно хотеть так сильно, как я хотела Николаса.

Отбросив одеяло, я слезла с кровати и прошлепала к комоду. Достала из клатча зажигалку «Зиппо».

С шершавым кремневым щелчком перед моими глазами взметнулось пламя.

Я вернулась в ресторан после драки: взяла сумочку и нашла зажигалку на полу. Его зажигалку с тузами пик по бокам.

Я забрала ее столь же легко, как он забрал мой рассудок.

Улегшись в кровать, я лежала и щелкала крышкой зажигалки туда-сюда, заполняя комнату пламенем страсти к мужчине, которого во мне гореть было не должно.

А потом потушила ее.

Глава двадцатая

Женщина – как чайный пакетик. Никогда не узнаешь, насколько крепкой она может оказаться, пока не окажется в кипятке.

– Элеонора Рузвельт[57]

–

Елена