После дня передышки бригаду снова ввели в бой. За час до выступления Макаренков подошел к командиру. В руках он держал страницу из тетрадки.
— Товарищ лейтенант… — сказал он, и по выражению его лица Осатюк понял, что произошло что-то необычное.
— Слушаю вас.
— Товарищ лейтенант… Вот, посмотрите…
Осатюк взял лист, начал читать:
«В партийную организацию 61-й отдельной танковой бригады. От комсомольца Макаренкова Ивана Михайловича…»
Осатюк внимательно посмотрел на товарища.
— Правильно решил, Ваня. Не сомневаюсь, хороший будет из тебя коммунист. Вернемся из боя, напишу тебе рекомендацию…
Этот памятный бой был самым тяжелым из тех, в которых довелось участвовать Ивану Макаренкову.
Гитлеровцы контратаковали яростно, ожесточенно. Впереди шли тяжелые танки. В цепях пехоты двигались тягачи с легкими противотанковыми пушками. То и дело разворачиваясь, они вели огонь по «малюткам», прикрывая свои танки и пехоту.
Советским танкистам приходилось туго. Одна за другой выходили из строя наши боевые машины. А фашистские танки, казалось, не несли никаких потерь.
— Эти цели нам не по зубам! — крикнул Осатюк механику. — Давай прорывайся к пехоте!
Макаренков молча кивнул головой. Свернув за кустарник, он остановил машину. Когда прошли танки и появилась немецкая пехота, дал газ. Теперь нашему танку угрожала двойная опасность — не только спереди, но и сзади. Но зато перед ним были цели, которые под силу «малютке».
— Не задерживайся! — командовал Осатюк.
Макаренков хорошо видел гитлеровцев. Вот они совсем рядом, фигуры в ненавистных зеленых шинелях. Приставив к животу автоматы, они бежали, вернее, пытались бежать по глубокому январскому снегу, чтобы не отстать от танков.
— Ну, гады, получайте! — крикнул Иван и, попеременно работая рычагами, устремился к атакующим.
Танк врезался в цепь, развернулся и пошел вдоль нее, подминая гусеницами пулеметы и их расчеты. Десятки автоматных очередей понеслись ему навстречу.
Сквозь снежную пелену Макаренков заметил что-то черное. Присмотревшись, различил тягач с орудием. Фашистские артиллеристы торопливо разворачивали пушку, спеша открыть огонь.
— Ваня! — только и успел крикнуть Осатюк.
«Малютка» рванулась к орудию и подмяла его под себя вместе с прислугой.
Прибавив скорость, танк устремился за тягачом. Поравнявшись с ним. Макаренков резко развернул машину. «Малютка» со страшной силой ударила по тягачу и опрокинула его на бок.
Советские танкисты оказались уже за линией пехоты. Водитель, развернув танк в обратном направлении, устремился к фашистской пехоте с тыла. По пути смял еще одно орудие. Тем временем Осатюк выстрелом из пушки в моторную часть поджег немецкий танк, оторвавшийся от колонны.
В самый разгар боя страшный взрыв потряс «малютку». Машину заволокло дымом. Двигатель заглох. Оба танкиста — и командир, и механик-водитель — были ранены, оглушены. Осколками снаряда Макаренкову оторвало ступню правой ноги, пальцы на левой ноге.
Придя в себя, Макаренков услышал голос лейтенанта:
— Давай, Ванюша, выбираться…
— Люк не открыть… Поверните пушку назад…
Подтянувшись на руках, старшина с трудом перевалился через край люка и упал в снег.
— Автомат… — вспомнил он. — Товарищ лейтенант, автомат!
Осатюк вылез из танка с двумя автоматами.
— Быстрее в сторону! — крикнул он. — Пока фашисты не разобрались в чем дело.
Превозмогая боль, лейтенант потащил механика к ближайшей воронке. И в тот момент, когда они были почти у цели, гитлеровцы заметили их. Над головами просвистели пули. Несколько фашистов бросились к советским танкистам.
Завязался неравный бой. Сколько он длился — двадцать минут, полчаса, — трудно сказать. Когда отразившие контратаку однополчане достигли этого места, они нашли в воронке потерявшего сознание старшину Макаренкова и слабевшего с каждой минутой лейтенанта Осатюка. Вокруг воронки лежало несколько десятков фашистских трупов. А чуть поодаль стоял израненный, изрешеченный осколками и пулями танк Т-60, уничтоживший в тот день немало живой силы и техники противника.
После того как танкистам была оказана первая медицинская помощь, боевые друзья бережно положили их на трансмиссию танка и повезли в тыл. Впервые в жизни Иван ехал на танке не как механик-водитель. Было горько и обидно оттого, что именно сейчас, когда так успешно развивается наступление под Ленинградом, он вынужден покинуть строй.
Госпиталь, куда привезли друзья старшину, находился в здании Педагогического института имени Герцена.
Однажды, когда Макаренкова принесли с очередной перевязки, сосед по койке спросил:
— Слышь, Иван, тебя как по батюшке величают?
— Михайлович. А что?
— Указ, понимаешь? Указ о присвоении Героя Ивану Михайловичу Макаренко. Не ты ли?
— Нет. Моя фамилия Макаренков, а не Макаренко. Да и когда мне было проявить геройство! Вот видишь? — слегка шевельнул он ранеными ногами.