В тот же день в госпиталь дружной гурьбой ввалились однополчане. От них Иван узнал, что в указ вкралась ошибка. Они поздравили его с высокой наградой, пожелали скорее поправиться. Высокого звания был удостоен и старший лейтенант Осатюк — верный друг и боевой командир старшины Макаренкова.
А выздоровление затянулось. Только в начале ноября 1943 года старшину Макаренкова выписали из госпиталя. Дали ему в руки костыли, провожатого и отправили в Москву, в Кремль, за высокой наградой.
После того как Секретарь Президиума Верховного Совета СССР зачитал указ, Михаил Иванович Калинин спросил:
— Значит, ваша фамилия правильно Макаренков?
— Так точно, Михаил Иванович. Макаренков Иван Михайлович.
Калинин тепло улыбнулся:
— Видите, как у нас получается: Михаил Иванович — Иван Михайлович. Вроде как родственники. Куда же теперь вы, товарищ Макаренков?
— На родину, в Воронежскую область, — вздохнул Иван. — Раз отвоевался, буду трудиться. Не ради славы — ради жизни на земле! — невольно пришли на память полюбившиеся строки.
Все засмеялись. Улыбнулся и Калинин. Иван смутился, покраснел.
— Любите стихи? — спросил Михаил Иванович.
— Не так чтобы очень. Но попадаются среди них хорошие. Эти когда-то услышал по радио и не могу забыть.
— А что ж! Слова хорошие. «Не ради славы — ради жизни на земле». Очень даже правильно сказано.
Вот уже семнадцать лет работает Иван Михайлович Макаренков на Липецком металлургическом заводе. Пришел сюда, когда, кроме ТЭЦ и нескольких цехов, по существу, ничего не было. С тех пор здесь выросли доменные печи, электросталеплавильный цех, цехи горячей и холодной прокатки.
И сейчас, как и много лет назад, Иван Михайлович не может без волнения видеть яркое зарево, встающее над цехами, когда сталевары выдают плавку.
Идет металл, так нужный Родине для великих свершений, для жизни на земле!
СЫН КАЗАХСТАНСКИХ СТЕПЕЙ
На рассвете в траншею переднего края нашей обороны забрели дети — девочка лет десяти с тоненькими соломенными косичками, в большом поношенном ватнике и такой же белобрысый мальчик лет шести в длинных штанишках с одной лямкой через плечо и старой вязаной кофте, свисавшей ниже колен.
Бойцы обступили неожиданных гостей:
— Кто вы?
— Откуда?
— Как сюда попали?
— Мы вот из этой деревни, что под горой за вашими окопами, — серьезно, как взрослая, ответила девочка. — Я — Фрося, а это — Павлик, мой брат. Бабушка велела отнести вам печеной картошки и хлеба. Она сказала, что, может, и наш папка здесь воюет…
Подошел парторг роты Захар Тимофеев, или просто Захарыч, как его звали товарищи, немолодой худощавый солдат с рыжеватыми усами, прокуренными табачным дымом. Он посадил мальчика на колени и стал отогревать в ладонях его босые, посиневшие от холодной росы ноги.
— Как же ты отважился прийти сюда, герой? Неровен час, здесь стрелять начнут, снаряды будут рваться.
— А я уже видел, как они рвутся, — серьезно ответил парнишка. — Фашисты бомбили нашу деревню. Мамку тогда убило, дом наш сгорел….
Солдаты переглянулись.
— Где же вы теперь живете?
— В погребе… Дяденька, а вы дадите мне настоящий патрон? — спросил вдруг малыш. — У Саньки Лепехина уже есть целых два… Мы с ним тоже пойдем на фашистов…
— Не детская это забава, хороший мой. И Санька пусть выбросит патроны, не то я ему уши надеру.
Порывшись в кармане шинели, Захарыч достал небольшой перочинный ножик.
— Такая штука будет тебе куда полезнее. Возьми на память. Чего-нибудь смастеришь и мне покажешь…
Павлик с достоинством принял подарок.
Бойцы наделили детей конфетами, печеньем, оставшимися от посылки, недавно присланной текстильщиками.
— За картошку спасибо, — благодарили они. — Горячая, душистая, с удовольствием поедим, а хлеб уносите обратно. У нас своего вдосталь, так и скажите бабушке.
Фрося лукаво прищурила глаза:
— Вдосталь? А блокада? И не стыдно обманывать?
Султан Баймагамбетов, присев на корточки, взял девочку за руку и заглянул ей в лицо. Она очень напоминала ему родную сестренку Зейнап, оставшуюся в далеком казахстанском кишлаке.
Снова где-то совсем рядом разорвался снаряд.
— Пора вам, ребятишки, — заторопил Тимофеев. — А бабушке передайте: пусть сейчас же уходит с вами из деревни. Здесь фронт, всякое может случиться… И куда только смотрит там наша комендантская служба!
— Что вы, — возразила Фрося, — разве бабушка согласится! Она сказала, что эта земля всегда нашей была и будет. Мы никуда не уйдем, и вы не уходите. Не пускайте к нам фашистов…
— Ну ладно, бегите, ребята. Баймагамбетов, проводи их, пожалуйста, до деревни, — попросил парторг. — Только осторожнее. Идите по траншее, потом низинкой.
Возле околицы Фрося доверчиво посмотрела на Султана:
— Так вы не уйдете отсюда, правда, не уйдете?
Боец даже смутился под ее взглядом. Девочка быстро нагнулась, сорвала несколько ромашек и протянула их Султану. Взяв цветы из рук ребенка, он испытал такое чувство, будто дал обещание, которое немыслимо не выполнить.