Слава КВКИУ!

Ты однажды даже выговор от родителей заработала, когда продала подаренные тебе модные сапоги, лишь бы купить билет на самолёт! Ко мне, конечно!

– Он тебе кто? – упрекала любящая и переживающая за тебя мама. – Кто он такой? Не муж ведь, чтобы ты стремилась к нему всякий миг, на всё готовая!

– Мама! Ну, зачем ты так?! Ты же всё знаешь! Жених! И скоро мы поженимся!

– Пока всё это – лишь слова и обещания, которым грош цена! А я тебе так скажу, доченька! Много еще у тебя будет женихов – к каждому не налетаешься! И кем ты именоваться станешь, когда он там, вдали, себе другую найдёт? А это у них просто получается!

– Мама! Ну, что ты говоришь?! Зачем ты так! Он же не такой!

– Ну, ну! Так все поначалу говорят, доченька! А потом локти кусают! Особенно, когда в положении оказываются!

– Мамочка моя! Ты не поверишь, но у нас это невозможно!

– Это почему ещё? – встревожилась мама. – Больные, что ли?

– Нет! Но всё равно – невозможно и всё!

– Ну, ну! – закончила разговор мама. – Поглядим ещё, как оно дальше сложится!

Теперь, когда ты уже сама прабабушка, мне осталось лишь усмехнуться, ведь я тогда, как и ты, хорошо знал, почему твоё интересное положение до поры невозможно! Просто, я так сильно тебя любил, что это определяло и всё остальное в наших отношениях.

Но я отклонился от того, что начал вспоминать, отклонился от Петра Пантелеевича.

Всякий раз, когда ты прилетала ко мне, я, волнуясь, спешил к нему, к своему начальнику курса.

«А если не отпустит? Объективных причин вполне достаточно – и выдумывать не надо! Учёба, наряды, отсутствие свидетельства о браке!»

Но отказа никогда не случалось. Оно и понятно. Лишенный родителей в малолетстве (они были, кажется, репрессированы) маленький Петя воспитывался в детском доме и потому хорошо понимал цену притяжения любящих душ. Он знал, что их недопустимо разлучать, но всегда и во всём следует помогать. Так и поступал.

Петр Пантелеевич не задавал много вопросов. Не проверял меня на лукавство! Не инструктировал, не лез в душу. Он ко мне, как и ко всем, относился по-человечески. Просто, выслушав просьбу, доставал чистый бланк увольнительной записки и, заполняя ее, объяснял свои возможности:

– От занятий освободить не могу, но потом – пожалуйста! Потом будешь свободен до утра!

Утром я докладывал о прибытии, соображая, как завтра стану провожать тебя в аэропорту в учебное время, а Петр Пантелеевич этим и сам интересовался:

– Когда невеста улетает? В Ашхабад?

– В Ашхабад через Москву! Самолёт завтра утром! Около десяти утра.

– Сложное время! – вполне обоснованно сетовал Петр Пантелеевич. – Занятия! Да уж ладно! Сегодня после занятий и до утра – свободен! А как завтра проводишь, так сразу – на занятия! Вопросы?

– Благодарю, товарищ капитан! Разрешите идти?

– Своей невесте от меня привет передайте!

Что тут скажешь? Человек! Человек с большой буквы!

Во время проводов ещё в старом аэропорту мы досиживали последние минутки перед объявлением посадки на твой рейс. Сквозь слезы ты почувствовала приятный пищевой аромат. Мы повертели головами и носами. Оказалось, что в соседнем ряду кресел упитанный мальчуган посылал в рот одну зефирину за другой.

– Зефир? – удивилась ты. – Откуда?

– Не знаю! Может, в буфете? – предположил я, хорошо зная, как тебе нравится бело-розовый зефир.

Следующее действие оказалось для тебя роковым:

– Успеешь? – спросила ты, понимая, что я сделаю, всё что угодно. – Тогда возьми мой кошелёк! – протянула ты.

Я взял (я получал около восьми рублей – не пошикуешь!) и пошёл.

Зефир был упакован в бумажные пенальчики с прозрачной целлофановой крышкой. В каждом пенальчике виднелись четыре зефирки. Я купил три упаковки.

Ты обрадовалась как ребёнок, но не успела вкусить, как объявили посадку. Мы сразу разволновались, сообразив, что наше общее время истекло, и стали продвигаться к указанному выходу. В твоих руках оставалась небольшая сумочка, в которой лежал талон на сданный в багаж чемоданчик и всякие мелочи. В нее же впихнули зефир.

Через двадцать минут я взглядом проводил взлетевший твой самолёт и помчался в училище. Засунув руку в карман, обнаружил твой кошелёк и все деньги. Других ты не имела! Меня охватил ужас, поскольку я представил тебя на пересадке в Москве. Хорошо, хоть прилетала ты в Домодедово, и из него же улетала в Баку. В Москве никуда переезжать не приходилось. Но предстояла пересадка в Баку. Билет у тебя был, но ждать в аэропорту своего рейса в Ашхабад предстояло весь день. Без денег! А в Ашхабаде? Даже на автобус мелочи нет! Что я наделал! Как ты прорвёшься?!

Уже потом ты мне описала в письме свои приключения. Конечно, отсутствие кошелька заметила только в Москве, когда надумала сдать чемодан в камеру хранения. Тогда и выяснилось, что даже пятнадцати копеек, нужных для этого, у тебя нет!

Ещё хуже вышло в Баку. Ты засела в зале ожидания на много часов. Хорошо хоть соседи по креслам попались хорошие:

– Девушка! – обратилась к тебе, в конце концов, одна из женщин большой азербайджанской семьи, тоже давно ждавшей своего рейса. – Мы уже два раза поели, а ты всё сидишь и сидишь… Неужели не голодна?