— Будет время — измерим горы на Венере, обозрим ее моря и назовем их славными русскими именами: Ильмень–море, Камчатское, Бело–озеро… — Немного помолчав, Ломоносов добавил: — А пока хочу я, Гаврилыч, издать в свет книгу с описанием явления Венеры на Солнце и снабдить ее своими примечаниями по поводу его. Об атмосфере, окружающей эту планету, о движении планет.
— Ох, Михайло Васильевич, — сказал Курганов, — большое волнение вызовут эти примечания у попов. Опять начнут ругать Коперника, астрономов, да и вам достанется.
— Не без того, конечно.
— Они и так перед народом нас нечестивцами выставляют. Мужик книг не читает и попам да всяким поповским прихлебателям–богаделенкам крепко верит. Вон вчерась заглянул я в трактир и слышу: мужик один, серьезный мужик, самостоятельный, за столом всей компании о предстоящем прохождении Венеры и о вашей домашней обсерватории речь ведет.
— Ну? — Ломоносов нетерпеливо подался вперед. — Любопытствуют? Знают?
Курганов махнул рукой.
— «На небе должно было явиться некое божье знамение, — говорил тот мужик. — Да нечестивые чернокнижники сглазили его через свои поганые трубы, чтобы православные не ведали воли божьей». Я спрашиваю мужика: «Откуда тебе, любезный, известно про знамение и про чернокнижников с их трубами?» — «Божья странница одна говорила», — отвечает. Вот он, мужицкий источник сведений астрономических.
— И наша вина есть в том, что о небесных явлениях мужик узнает от бродящих по миру богаделенок, которые и сами–то едва ли на небо смотрят, поскольку ходят сгорбясь и упря глаза в землю, — ответил Ломоносов. — Посему и решил я писать свои примечания самым простым слогом. Наш русский мужик хоть и неучен, а истину знать хочет, оттого и ко всяким вракам льнет. Вот, послушай–ка, какую я о Коперниковой системе притчу написал.
Курганов сначала слушал с некоторым недоумением, потом с улыбкой.
Ломоносов кончил читать, щелкнул пальцами и, усмехаясь, спросил:
— Что, получилось?
— Очень хорошо! Забавно и остро! Ей–богу, убедительнее, чем проповеди Гедеона.
— То–то. Полагаю, что этой притчей учение Коперника приобретет себе больше сторонников, нежели врагов. — и, глядя куда–то вдаль, Ломоносов продолжал: — Есть у меня, Гаврилыч, заветная мечта: сочинить такую книгу, которая дошла бы до каждой мужицкой избы, как ныне доходят странницы, и чтобы рассказала эта книга мужику занимательно и понятно — где притчей, где пословицей, где складным рассказом — про жизнь общественную, про всякие науки, про природные силы и явления. Чтоб была, так сказать, ему первым воспитателем и путеводителем к вратам истинной науки. — Ломоносов замолчал, вздохнул. — Ох, как нужна такая книга российскому народу! Только когда еще за нынешними делами дойдут до нее руки! — И вдруг Ломоносов резко наклонился к Курганову. — Гаврилыч, взялся бы ты. А?
Курганов замялся:
— Дело–то трудное, и неведомо, как за него браться. Смогу ли…
— Сможешь! По твоей «Универсальной арифметике» сужу — сможешь. Благословляю тебя, Гаврилыч. А за великие труды, что тебе предстоят, будет тебе от всего российского народа великая благодарность.
В 1769 году, уже после смерти Михаила Васильевича Ломоносова, Курганов издал свой знаменитый «Письмовник» — сборник статей, рассказов и стихов разных авторов — настоящую энциклопедию по самым разным отраслям знаний. Этот «Письмовник», много раз переизданный, в течение ста лет жадно читался по всей России и, как писал в конце XIX века один ученый, еще помнивший его былую популярность, «заохотил к чтению и снабдил рядом литературных и научных сведений сотни тысяч наших прадедов и дедов».
Стихи Ломоносова о споре в пиру двух астрономов напечатаны в «Письмовнике» на 158‑й и 159‑й страницах.
Торжествующая Минерва
Минерва — у древних римлян богиня мудрости, покровительница военного искусства, ремесла, наук и искусств.