Слава столетия. (исторические повести)

Столоначальник по опыту, приобретенному за долгие годы службы, прекрасно знал, что все эти ученые, ни к чему не пригодные юнцы, определяемые к должности высочайшими указами, в подчиненных не засиживаются, а без задержек выходят в начальство, которому вовсе не обязательно знать дело. Поэтому он совсем не намеревался вводить Радищева в ход делопроизводства: зачем попусту тратить время. Но Александр Николаевич, не зная тайных мыслей начальника и готовый видеть в нем путеводителя на том пути, на который вступал, принимал его разглагольствования за чистую монету.

— Благодарю вас… За такое высокое мнение обо мне… Постараюсь оправдать…

— Однако вот наша комната для занятий, — перебил Радищева столоначальник, показывая на приотворенную дверь впереди.

«Здесь находится место, где разбираются дела, касающиеся имения, чести, а порою и жизни человека, — торжественно подумал Радищев. — Отныне и я вступаю в должность, от коей зависит успех или неудача, благосостояние или вред моих сограждан…»

Комната, в которую вошли Радищев со столоначальником, представляла собой обширное темноватое помещение с тусклыми пыльными окнами, со стенами, забрызганными чернилами, со множеством столов, сундуков, шкафчиков и ворохами бумаг, папок, книг, валявшихся в кучах по углам, наполнявших шкафчики, торчавших из сундуков.

В комнате стояла синеватая угарная мгла: все предметы находившиеся в ней, множество канцелярских чиновников сидевших за столами и роющихся в бумагах, виделись как бы в тумане.

Столоначальник потянул носом:

— Опять печи раньше времени закрыли.

— Тепла–с жаль, — ответил поспешно вскочивший из–за стола у печки лохматый оборванный субъект.

Столоначальник цыкнул на него:

— Пшел!

— Куда же мне, Терентий Евграфыч?

— Брысь. — Столоначальник, повернувшись к Радищеву, кивнул на стол. — Здесь будет ваше место, Александр Николаевич.

— Мне, право, неудобно… Тут занимался этот господин…

— На сундучке посидит, ему стола не положено. Знакомьтесь, осмотритесь. Я велю принести для вас письменные принадлежности и все прочее…

Радищев с жадностью вглядывался в лица чиновников.

В самое первое мгновение ему показалось, что он вдруг попал в какой–то фантастический мир карикатур. Все пороки, казалось, отложили свою печать на этих лицах, а более всего — жадность, плутовство и неумеренная страсть к вину.

Радищев старался себя уверить, что внешний вид бывает обманчив и что необязательно же хороший, честный человек должен иметь ангельский облик.

Но внезапно появившееся разочарование помимо его воли гасило в нем то чувство высокой торжественности, с которым он переступал порог канцелярии…

Прошло несколько дней. Один из них был занят тем, что по всей канцелярии искали стол для Кутузова и, найдя, устанавливали рядом со столом Радищева. Но после наступили дни томительного безделья.

Терентий Евграфович, столоначальник, был неизменно приветлив с новыми титулярными советниками; встретив, осведомлялся:

— Ну как, присматриваетесь?

— Но нам не дают никакого дела, — сказал однажды Радищев.

— Ничего, ничего… Не сразу, как говорится, Москва строилась, — с ласковой улыбкой проговорил Терентий Евграфович и, подмигнув, добавил: — Пока в нашем отделе нет большой срочной работы, вы, Александр Николаевич, коли вам по своим надобностям требуется, можете являться к должности попозже. А в иные дни и больным сказаться… Я вас понимаю, дело молодое, сам молодым — хе–хе — был: в канцелярии скучно, а в жизни много вещей — хе–хе — поинтереснее деловых бумаг.

— Более всего я желал бы скорее войти в курс дела. И очень прошу вас, Терентий Евграфович, поспособствовать мне в этом.

— Хорошо, хорошо… Как только кто–нибудь из опытных служащих освободится, я прикажу заняться с вами. Я бы сам, конечно, почел за удовольствие, но дела… Так что погодите немного.

На следующее утро старик подканцелярист Мосеич, тощий, как пересохшая вобла, с пучком очиненных перьев за правым ухом, принес и хлопнул на стол Радищеву груду бумаг, подняв целое облако пыли.

— Попробуйте… Смотрите, смотрите… — проворчал он. — Только все равно ничего не выйдет–с у вас. Не разберетесь.

— Почему?

— Потому что наше дело с кондачка не делается. Для полного понятия надо прежде пройти по всем ступеням делопроизводства. С переписчиков–с. Трудом и годами–с долгими познаются канцелярские формы… Так–с.

Радищев действительно не смог разобраться в бумагах, данных Мосеичем. Сказал было, что, мол, дело какое–то непонятное. На что Мосеич с презрением ответил:

— Чего ж тут непонятного? Самое простое дельце–с. Протокол, экстракт, переписка–с. Однако, конечно, постороннему, пришедшему, так сказать, человеку недоступно–с…

У Радищева отпало всякое желание просить пояснений. Он сидел, перебирал бумажки, читал безграмотные и бестолковые отношения, бесконечное повторение показаний свидетелей, каких–то мужиков и баб — полных идиотов, как будто нарочно подобранных или же превращенных в идиотов безграмотными составителями этих бумаг. И на душе у него было тоскливо и смутно.

5