Но возникает возражение о нарушении стандартности поведения в латинском inimcus корневого гласного i ( «a), сохраняющего краткость, тогда как в слове нмьць присутствует корневой «ять», указывающий на долготу корневого гласного в праславянском, - но это возражение может быть уравновешено наблюдениями из эволюции формирования русского языка. Первоначально краткий корневой гласный i в латинском слове inimcus мог перейти в праславянский в виде краткого е или и (ср. словацкое nemec, нижнелужицкое nimc. - Фасмер). Существенно то, что в «бытовой» традиции древненовгородского диалекта, «восходящего в части случаев к праславянской эпохе», происходило смешение некоторых гласных. Так, в берестяных грамотах наблюдается эффект смешения и /и (или /i): самъ нимъ «сам немой». В то же время Е (е или ь) (Зализняк А. А. Наблюдение над берестяными грамотами // История русского языка в древнейший период. М.: МГУ, 1984. С. 64; 71; 135, № 10 (XIV-XV). В силу этого обстоятельства значения корней nem/ nim в слове нмьць «недруг, враг, противник», и корня nмm в слове нмъ «немой, без языка, варвар», повидимому, довольно рано стали смешиваться, что привело к почти полному исчезновению значения «враг» в слове немец и оно получило первоначально ему несвойственное синонимическое значение «человек, говорящий неясно, непонятно, нмьчинъ «немец, любой иностранец».
Особенно помогает понять возможную причину смешения слов нем и немец свидетельство слова и значения нмъ («враждебный») в записи Лаврентьевской летописи под 1096 г.: «Югра же людье есть языкъ нмъ». Но здесь в качестве глаголасвязки употреблено слово «есть», и предложение переводится как: «Югра же - это люди, а язык их непонятен» [197] . А. А. Шахматов исправил по смыслу есть на суть с учетом текста в Радзивиловской, Ипатьевской и Хлебниковской летописях [198] . Этот факт имеет существенное значение в связи с тем, что смысл слова «суть» представляет собой внутреннее содержание чегонибудь в отличие от «есть», производного от «быть». Тем самым уясняется в определенной мере содержание всего предложения. Кроме того, древнерусские тексты нередко подчинены своей особой, внутренней логике, в особенности когда при словоупотреблении применена семантическая синонимия слов в одном предложении. Например, «люди» = «народ», «язык = «народ», «народ = «люди». Так что не всегда легко понять, как в примере с югрой, в каком случае слово «язык» употреблено со значением «народ», а когда оно обозначает «речь».
«[премудрость] и в кроузе морьстемь и вьсея земля и в всех людьх и языцех сътяжяна бых».
«Пророцьствова яко люди июдеистии от язык попираеми имоуть быти».
«Иже оучастить епи(с)кпью свою по земли тои. паче кде мног народ и людие и городи» [199] .
При рассмотрении летописного сообщения 1096 о югре следует учитывать входящую в него легенду об Александре Македонском, основанную на «Откровении Мефодия Патарского», в соответствии с которой Александр «сквернии языкы (народы)… загна их на полунощныя страны (на крайний север) в горы высокия». И по Божьему повелению сошлись горы и воздвиглись «врата медяна». Поэтому «си суть (оказались) людье заклепении Александром, Македоньскым цесаремь». О способе общения с этими «человекы нечистыя» через прорубленное ими в горе оконце сказано прямо: «и есть не разумети языку их, но кажуть на железо и помовають рукою, просяще железа». О югре не сказано с такой определенностью, что язык их непонятен.
Считается, что сообщение о югре впервые внесено в Летопись в 1096 г. в виде рассказа Гюряты Роговича о походе новгородцев во главе с его отроком в Печору для сбора дани, а затем к югре (современные ханты и манси) за Уральский хребет. Но это не так. Косвенные сведения, подтверждающие, что новгородцы задолго до 1096 г. пытались брать дань с югры, имеются в Новгородской первой летописи, свод 1448 г., под 1032 г. «В лето 6540 (1032). И тогда же Улеб (в Холмогорской летописи «Глеб») иде из Новагорода на Железныя врата, и опять (назад) мало их приде». С учетом отмеченных Летописью обстоятельств - новгородская дружина, Железные ворота, мало вернувшихся назад, - можно настаивать на соответствии «Железных врат» «вратам Медяным» из упомянутого летописного рассказа 1096 г., и что неудачный поход новгородцев был совершен с целью сбора дани с югры. Поэтому более поздняя запись Никоновской летописи под 1193 г. об уничтожении югрой дружины новгородцев, придает свой смыл и свою судьбу взаимоотношениям новгородцев и югры.