Славянорусские древности в «Слове о полке Игореве» и «небесное» государство Платона

по Руской земли.

Что ми шумить,

что ми звенить

давеча рано пред зорями?

Игорь плъкы заворочает [30] ,

жаль бо ему мила брата Всеволода.

ПЕСНЬ 9

Бишася день, бишася другый,

третьяго дни к полуднию

падоша стязи Игоревы;

ту ся брата разлучиста

на брезе быстрой Каялы,

ту кроваваго вина недоста,

ту пир докончиша

храбрии русичи.

Сваты попоиша,

а сами полегоша

за землю Рускую,

ничить трава жалощами,

а Древо с тугою к земле преклонилось [31] , -

уже бо, братие,

не веселая година въстала,

уже пустыни силу прикрыла.

Въстала обида

в силах Дажьбожа внука,

вступил Девою

наземлю Трояню -

въсплескала лебедиными крылы [32]

на Синем море,

у Дону плещучи,

убуди жирня времена.

Дева (змееногая богиня Дева). Изображение на серебряном обруче (браслете) из Киева в составе клада 1903 г.

ПЕСНЬ 10

Усобица князем -

на поганыя погыбе,

рекоста бо брат брату:

се мое, а то моеже [33] ;

и начаша князи про малое:

се великое, молвити,

а сами на себе крамолу ковати,

а погании с всех стран

прихождаху с победами

наземлю Рускую.

Припев. О, далече зайде сокол,

птиць бья, к морю!

А Игорева

храбраго плъку не кресити [34] :

за ним кликну карна,

и жля поскочи по Руской земли,

смагу мычучи в пламяне розе [35] , -

Жены руския

въсплакашась, аркучи:

«Уже нам своих милых лад

ни мыслию смыслити,

ни думаю сдумати,

ни очима съглядати,

а злата и сребра

ни мало того потрепати» [36] .

А въстона бо, братие,

Киев тугою,

а Чернигов напастьми,

тоска разлияся

по Руской земли,

печаль жирна тече

средь земли Рускыи.

А князи сами на себе

крамолу коваху,

а погании сами

победами нарищуще

на Русую землю,

емляху дань по беле от двора [37] .

ПЕСНЬ 11

Тии бо два

храбрая Святъславлича,

Игорь и Всеволод,

уже лжу убуди [38] ,

которую то бяше успил

отец их Святъславь

Грозный Великый Киевский.

Грозою бяшеть,

притрепетал -

своими сильными плъкы

и харалужными мечи

наступи на землю Половецкую,

притопта хлъмы и яругы,

возмути реки и озеры,

иссуши потоки и болота.

А поганаго Кобяка

из луку моря,

от железных великих плъков половецких,

яко вихрь выторже,

и падеся Кобяк в граде Киеве,

в гриднице Святславли.

Ту немци и венедици,

ту греци и Морава

поют славу Святъславлю [39] ,

кают князя Игоря,

иже погрузи жир во дне Каялы,

рекы половецкия,

рускаго злата насыпаша [40] .

Ту Игорь князь

выседе из седла злата,

а в седло кощиево;

уныша бо градом забралы,

а веселие пониче.

СОН СВЯТОСЛАВА

А Святъславь мутен сон виде:

«В Киеве на горах си ночь с вечера

одевахъте мя, рече,

чръною паполомою

на кроваты тисове,

чръпахуть ми синее вино

с трудом смешено,

сыпахуть ми тъщими тулы

поганых тльковин

великыи женчюгь на лоно [41]

и негуют мя;

уже дьскы без кнеса

в моем тереме златовръсем;

всю нощь с вечера

босуви врани възграяху,

у Плесньска на болони

беша дебрь кисаню,

и не сошлю к Синему морю» [42] .

И ркоша бояре князю:

«Уже, княже, тугаумь полонила,

се бо два сокола слетеста

с отня стола злата

поискати града Тьмутороканя,

а любо испити шеломом Дону;

уже соколома крильца припешали

поганых саблями,

а самою опустоша

в путины железны».

ПЕСНЬ 12. Рассказ бояр о последствиях поражения Игоря

«Темно бо бе в 3 день:

два солнца померкоста,

оба багряная стлъпа погасоста,

и с ним молодая месяца,

Олег и Святъслав

тъмою ся поволокоста.

На реце на Каяле

тьма свет покрыла:

по Руской земли

прострошася половци,

аки пардуже гнездо,

и в море погрузиста,

и великое буиство подасть хинови [43] .

Уже снесеся

хула на хвалу,

уже тресну

нужда на волю,

уже връжеса

Дивь на землю [44] .

Се бо готския красныя девы

въспеша на брезе Синему морю,

звоня рускым златом,

поют время бусово,

лелеють месть Шароканю.

А мы уже, дружина, жадни веселея» [45] .

ЗОЛОТОЕ СЛОВО СВЯТОСЛАВА

Тогда великий Святслав

изрони злато слово, слезами смешено,

и рече: «О моя сыновчя,

Игорю и Всеволоде!

рано еста начала

Половецкую землю мечи цвелити,

а себе славы искати.

Нъ нечестно одолесте:

нечестно бо кровь поганую пролиясте;

ваю храбрая сердца

в жестоцем харалузе скована,

а в буести закалена [46] ,

се ли створисте моей сребреней седине!

А уже не вижду

власти сильнаго, и богатаго

и многовои брата моего Ярослава

с черниговьскими былями,

с могуты и с татраны и с шельбиры,

и с топчакы, и с ревугы, и с ольберы, -

тии бо бес щитовь, с засапожникы,

кликом плъкы побеждают,

звонячи в прадеднюю славу [47] .

Нъ рекосте:

мужаимеся сами,

преднюю славу сами похитим,

а заднюю ся сами поделим.

А чи диво ся, братие,

стару помолодити?

Коли сокол в мытех бывает,

высоко птиц възбивает [48] ,

не даст гнезда своего в обиду».

«Нъ се зло, княже, мине пособие,

наниче ся годины обратиша;

се у Рим кричат под саблями половецкыми,

а Владимир под ранами,

туга и тоска сыну Глебову». -

«Великыи княже Всеволоде!

не мыслию ти прилетети издалеча,

отня злата стола поблюсти -

ты бо можеши Волгу веслы раскропити,

а Дон шеломы выльяти;

аже бы ты был,

то была бы чага по ногате,

а кощеи по резане;

ты бо можеши посуху

живыми шереширы стреляти -

удалыми сыны Глебовы [49] .

Ты буи Рюриче и Давыде,

не ваю ли злачеными шеломы

по крове плаваша [50] ?

Не ваю ли храбрая дружина

рыкают аки тури,

ранены саблями каленами

на поле незнаеме?

Вступита, господина, в злата стремень