Читаем Славянские сказки полностью

Слепая старуха ощупала лицо Елицы, расплела ее шелковистые волосы, и, убедившись, что это точно ее дочь, поведала ей о смерти братьев.

— Не Рустем привез тебя, а Ангел Божий, — сказала она, — чтобы перед смертью порадовать твою бедную мать.

Старуха вскрикнула. Глаза ее открылись. Она увидала свою прекрасную Елицу, и в ее объятиях испустила дух.

Елица не вернулась к бею. Она превратилась в серую кукушку и, сидя на придорожном буке, кукует, оплакивая покинутых детей и умерших братьев.

Иво и Аница

Турки заняли Боснийскую столицу; они закололи караульных и увели королевских детей.

Прекрасного отрока Иво, одетого в пурпур, они отвели к султану; златокудрую Аницу — к султанше.

Вот уже девять лет как Иво изнывает в неволе, Аница — в гареме.

Аница грустна. Она не хочет ни пить, ни танцевать.

— Дочь моя, — говорит ей султанша, — почему ты так грустна? Может быть, мало у тебя жемчугов и золота, или недостает шелковой ткани для вышиванья?

— Нет у меня недостатка ни в жемчугах, ни в золоте, ни в шелковой ткани для вышиванья. Недостает мне брата, моего прекрасного Иво, — отвечает Аница.

— Встань с рассветом, покройся вуалью и иди на лужайку; там найдешь Иво.

Аница встает с рассветом, покрывается вуалью и идет на лужайку.

Иво спит на зеленой травке. Он бледен, как кора березы.

Аница наклоняется над ним и на его бледное чело роняет слезу.

— Благодарю тебя Боже, что ты посылаешь росу, чтобы освежить меня, — шепчет отрок.

— Это не роса, золотой мой Иво; это слезы твоей бедной Аницы.

Иво проснулся и бросился в объятия сестры.

— Иво, дорогой мой, почему ты так грустен?

— По родной я соскучился. Нет больше сил моих.

— Не твоя ли лошадка там привязана, как молоко белая? Бежим, дорогой мой.

Мчатся стрелой на белом коне брат и сестра. Мчатся они три дня, а три ночи спят в лесу в мягком мху.

На рассвете четвертого дня, беглецы, наконец, увидали родные поля. Триста жнецов убирают хлеб. Не слышно песен... Жнецы одеты в траур...

Брат и сестра останавливаются, пораженные...

— Отчего вы так печальны? Почему в трауре? Какое несчастье постигло вас, дорогие соплеменники? — спрашивают они жнецов.

— Нет у нас больше радостей с тех пор, как турки осадили нашу столицу и увели прекрасных детей короля, черноокого Иво и златокудрую Аницу.

— Мы голодны, — говорят юные странники, — покормите нас, добрые жнецы, и скоро посетит вас радость.

— Вон, видите, дворец нашего короля. Постучитесь и встретите радушный прием.

Иво поднимает серебряный молоток и стучит в дверь. Открывает невольница в трауре и впускает всадников.

Дворцовый двор порос сорною травою. На голом камне, у дверей, сидит королева и горько плачет. В башне, у окна, стоит король. Волосы его белы, как снега Боснийских гор; щеки высохли; глаза ввалились...

Королева смотрит на прекрасных пришельцев и плачет еще больше. Они так напоминают детей ее...

Невольница в трауре ведет гостей наверх, в большую залу... На стене висит бандура, украшенная жемчугом. Это бандура Иво. Он узнает ее.

Король спускается с башни навстречу гостям...

— Тато! Мамо! — вскрикивают принц и принцесса, бросаясь в объятия родителей. Родители, наконец, узнают своих детей.

Не плачет больше королева и не вздыхает король. Все веселы кругом. Земледельцы по-прежнему поют песни.

Голодная смерть

Страшная весть о приближении турок поразила ужасом всю деревню. Побросав свои жилища, жители побежали в горы, кто куда мог. Три дня и три ночи Марко Клуч и семья его ничего не ели. В горле у них пересохло, губы потрескались.

Мрачный и молчаливый сидит Марко на утесе. У ног его Милица, жена его. Она при последнем издыхании. В отчаянии смотрят на нее два сына.

Все тихо кругом. Не слышно выстрелов.

Пули пощадили несчастных, но не пощадил их голод.

Тихий вздох, точно дуновение ветерка, долетает до слуха Марко. Марко вздрагивает. Это последний вздох Милицы, жены его.

В мрачном отчаянии сидит Марко, подперши голову рукою. Сын его, Йово, отошел в сторону, чтоб скрыть слезы. Но Лазо, другой сын, что с ним? Лицо его побледнело, он упал на колени... Он качается, словно тростник, колеблемый ветром... Судорожной рукою он рвет на груди одежду.

Быстро подбегает к нему Йово. Выхватив ханджар, он рассекает себе руку и подносит кровавую рану к запекшимся устам брата...

Жизнь, готовая было отлететь, снова возвращается к юноше. Встает и Марко.

— Мужайтесь, дети мои, — говорит он. — Идем на врага. Лучше умереть славною смертью на поле брани, чем сгинуть здесь ни за что.

Собрав последние силы, герои ринулись на врага и дорого продали свою жизнь.

Нищая

Старая Бояна живет в отдаленной деревушке Боснии и кормится подаянием. Получив милостыню, она всегда приговаривает:

— Эффенди, то что вы сделали для нищей, вы для себя сделали. По-соседству проживает очень богатый турок. У него жена и два сына.

Каждый день нищая ходит в конак (дворец, дом сановника, вельможи или князя) турецкого бея (), и, получив милостыню, неизменно повторяет одну и ту же фразу:

— Эффенди, то что вы сделали для нищей, вы для себя сделали.

Надоело жене бея слушать одно и то же.

Перейти на страницу:

Похожие книги

На пути
На пути

«Католичество остается осью западной истории… — писал Н. Бердяев. — Оно вынесло все испытания: и Возрождение, и Реформацию, и все еретические и сектантские движения, и все революции… Даже неверующие должны признать, что в этой исключительной силе католичества скрывается какая-то тайна, рационально необъяснимая». Приблизиться к этой тайне попытался французский писатель Ж. К. Гюисманс (1848–1907) во второй части своей знаменитой трилогии — романе «На пути» (1895). Книга, ставшая своеобразной эстетической апологией католицизма, относится к «религиозному» периоду в творчестве автора и является до известной степени произведением автобиографическим — впрочем, как и первая ее часть (роман «Без дна» — Энигма, 2006). В романе нашли отражение духовные искания писателя, разочаровавшегося в профанном оккультизме конца XIX в. и мучительно пытающегося обрести себя на стезе канонического католицизма. Однако и на этом, казалось бы, бесконечно далеком от прежнего, «сатанинского», пути воцерковления отчаявшийся герой убеждается, сколь глубока пропасть, разделяющая аскетическое, устремленное к небесам средневековое христианство и приспособившуюся к мирскому позитивизму и рационализму современную Римско-католическую Церковь с ее меркантильным, предавшим апостольские заветы клиром.Художественная ткань романа весьма сложна: тут и экскурсы в историю монашеских орденов с их уставами и сложными иерархическими отношениями, и многочисленные скрытые и явные цитаты из трудов Отцов Церкви и средневековых хронистов, и размышления о католической литургике и религиозном символизме, и скрупулезный анализ церковной музыки, живописи и архитектуры. Представленная в романе широкая панорама христианской мистики и различных, часто противоречивых религиозных течений потребовала обстоятельной вступительной статьи и детальных комментариев, при составлении которых редакция решила не ограничиваться сухими лапидарными сведениями о тех или иных исторических лицах, а отдать предпочтение миниатюрным, подчас почти художественным агиографическим статьям. В приложении представлены фрагменты из работ св. Хуана де ла Крус, подчеркивающими мистический акцент романа.«"На пути" — самая интересная книга Гюисманса… — отмечал Н. Бердяев. — Никто еще не проникал так в литургические красоты католичества, не истолковывал так готики. Одно это делает Гюисманса большим писателем».

Антон Павлович Чехов , Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк , Жорис-Карл Гюисманс

Сказки народов мира / Проза / Классическая проза / Русская классическая проза