Читаем Славянские сказки полностью

Он вышел опять к своему коню и обсказывает. Конь и говорит:

— Ну, Иван Царевич, надевай на меня шестеро латы железные и на себя железные. Шесть верст не доедем, а огнем начнет падать.

Вот он так и сделал, как ему конь говорил. Вот и отправились опять в путь-дороженьку. Шести верст еще не доехали, а огнем уже начало палить. Как версту проехали, одни латы стаяли. Как все эти пять верст проехали, стаяли всё латы. Как доехали, конь и говорит:

— Смотри на волосинку! Корчится, корчится, а как спрыгнет, ты маши на правую руку!

Вот он так и сделал: махнул на правую руку — все шесть голов и смахнул. Вынул опять эти легкие печени и отправился взад. Приезжают. Они не думали, что он живой воротится, а он и приезжает. Приехал в свое царство и опять зашел в темницу, говорит:

— Верно ты, Бурзачило, смеешься надо мной?!

Он и говорит:

— Ах, Иван Царевич, не ты бы говорил, не я бы слушал! Приходит к своей матери, дает ей опять эти печени. Ну, опять таким же образом выкинула эти печени. Он опять спустил коня в зеленые луга. Только сам сел кушать, не поспел еще кончить обеда, за ним опять кухарки бегут. Ей опять сказал Бурзачило:

— Пошли в такую-то сторону, там есть змей о девяти головах. Тому уже живому не уехать!

Вот кухарки за ним побежали:

— Иван Царевич, маминька помирает!

Не горазно любо ему, а все-таки надо мать послушать. Отправился к ней. Она лежит, охает такую беду, а сама хоть бы что. Опять начала его бранить:

— Пес, разбойник, все пьешь да гуляешь, а не знаешь, что маминька помирает?

Ну он ей и говорит:

— Что вам, маминька, еще угодно?

— Да вот в такой-то стороне есть змей о девяти головах. Вот мне снилось, что если бы ты съездил и привез легкие печени, я бы помазала, то здорова бы была.

Он и говорит:

— Рад бы, маминька, стараться, да благословите, — говорит, меня!

А в те разы, как мать не благословит, он пойдет к крестной матери, та и благословит. Так и в этот раз пошел к ней, она и благословила. Он опять вышел в чистые поля и крикнул своего добра коня. Вот конь прибежал. Он опять ему обсказал, какую службу ему задали. Он ему и говорит:

— Надевай железны латы на себя, девять орлаты (украшенные орлами) железные на себя и на меня, потому что девять верст не доедем — огнем начнет палить!

Вот он так и сделал, на себя девять надел и на коня. Вот и отправились в путь-дороженьку. Вот этот добрый конь бежит, земля дрожит, горы и долы перескакивал, реки и озера хвостом покрывал. Вот еще девяти верст не доехали, а огнем уже начало жечь. Что версту переедут, то латы стают. Так восемь верст переехали, восьмеро латы сгорели. Вот этот конь и говорит опять:

— Смотри на эту же золотую волосинку! Корчится, корчится, а как спрыгнет, так и маши на левую руку.

Вот он все глядел на эту волосинку. Корчилась, корчилась, спрыгнула, — он левой рукой все девять голов и смахнул.

А эта царица, как он уедет, к этому Бурзачилу в темницу да с ним и любезничает. Вот и сошла к нему и разговаривает:

— Теперь не воротится живой!

Вот как он смахнул эти девять голов, а этот змей махнул хоботом (xвостом), да его из седла и вышиб, Ивана Царевича. Вот как вышиб его из седла, а он несколько дней, несколько ночей не спал, как вышиб змей, так и заснул сном богатырским. А это чудо и издохло на Иване Царевиче. Вот этот конь постоял, постоял, подождал и думает, что его до смерти убило, Не одни сутки стоял он, все тосковал по своем всаднике, Конь и побежал во свое царство один, Иван Царевич спать остался. Вот и проспал девять дней и девять ночей. А этот конь прибежал в царство, а мать обрадовалась:

— Видно, ожег моего сына этот змей!

Бурзачило поганое вышел из темницы. Она привела во дворец, так как бояться уже нечего было. Начали пить и веселиться. А коню не село никакого почета, спустили в зеленые луга и гуляет. А Иван Царевич проспался на девятые сутки, увидел, что на нем это чудище лежит.

— Ах ты, поганое мясо, куда завалил свой хобот!

Сбросил это чудище. Видит, что коня нету, закручинился, не знает,что делать, не знает, куда идти. Погоревал, покручинился и поплакал: не знает, в какую сторону и идти. Вот и пошел, куда глаза глядят.

— Куда-нибудь да выйду! — говорит.

Шел много ли, мало ли места, дошел до маленькой избушки, а в лесу одна избушка стоит. В этой избушке сидит старый-старый старик слепой. Вот его сразу и узнал, не видит, а узнал.

— Здравствуй, Иван Царевич! — говорит.

— Здравствуй, дедушка! — говорит.

— Далеко ли вас Бог понес, Иван Царевич?

Он ему все подробно рассказал, из какого царства, по каким делам.

— Ну, Иван Царевич, я, — говорит, — вашего батюшку знал прежде!

А Иван Царевич и спрашивает:

— Что это у тебя глаза-то диким мясом заросли?

— Да вот в одной битве поранили меня, вот эдакое мясо и наросло на глазах.

— Не можешь да меня, дедушко, в какое-нибудь жилье свесть?

— И рад бы стараться, Иван Царевич, да не могу! Подвяжите мне чем-нибудь это мясо дикое, тогда можно!

Вот он взял снял ремень с себя, подвязал ему глаза. Вот и отправились. Этот старичок впереди идет, а Иван Царевич сзади. Вот шли, шли лесом, много места шли, вышли на чистую поляну и увидели преогромное царство.

Перейти на страницу:

Похожие книги

На пути
На пути

«Католичество остается осью западной истории… — писал Н. Бердяев. — Оно вынесло все испытания: и Возрождение, и Реформацию, и все еретические и сектантские движения, и все революции… Даже неверующие должны признать, что в этой исключительной силе католичества скрывается какая-то тайна, рационально необъяснимая». Приблизиться к этой тайне попытался французский писатель Ж. К. Гюисманс (1848–1907) во второй части своей знаменитой трилогии — романе «На пути» (1895). Книга, ставшая своеобразной эстетической апологией католицизма, относится к «религиозному» периоду в творчестве автора и является до известной степени произведением автобиографическим — впрочем, как и первая ее часть (роман «Без дна» — Энигма, 2006). В романе нашли отражение духовные искания писателя, разочаровавшегося в профанном оккультизме конца XIX в. и мучительно пытающегося обрести себя на стезе канонического католицизма. Однако и на этом, казалось бы, бесконечно далеком от прежнего, «сатанинского», пути воцерковления отчаявшийся герой убеждается, сколь глубока пропасть, разделяющая аскетическое, устремленное к небесам средневековое христианство и приспособившуюся к мирскому позитивизму и рационализму современную Римско-католическую Церковь с ее меркантильным, предавшим апостольские заветы клиром.Художественная ткань романа весьма сложна: тут и экскурсы в историю монашеских орденов с их уставами и сложными иерархическими отношениями, и многочисленные скрытые и явные цитаты из трудов Отцов Церкви и средневековых хронистов, и размышления о католической литургике и религиозном символизме, и скрупулезный анализ церковной музыки, живописи и архитектуры. Представленная в романе широкая панорама христианской мистики и различных, часто противоречивых религиозных течений потребовала обстоятельной вступительной статьи и детальных комментариев, при составлении которых редакция решила не ограничиваться сухими лапидарными сведениями о тех или иных исторических лицах, а отдать предпочтение миниатюрным, подчас почти художественным агиографическим статьям. В приложении представлены фрагменты из работ св. Хуана де ла Крус, подчеркивающими мистический акцент романа.«"На пути" — самая интересная книга Гюисманса… — отмечал Н. Бердяев. — Никто еще не проникал так в литургические красоты католичества, не истолковывал так готики. Одно это делает Гюисманса большим писателем».

Антон Павлович Чехов , Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк , Жорис-Карл Гюисманс

Сказки народов мира / Проза / Классическая проза / Русская классическая проза