Славянский разлом. Украинско-польское иго в России

В этом смысле обширная Московия с её природными богатствами выглядела настоящим эльдорадо. Литовско-украинские «слуги великого князя», оседавшие у нас в стране, нацеливались на воспроизводство привычной для них экономической модели. Вот этому-то сценарию и попытался бросить вызов Иван Грозный. Он прекрасно понимал, что ни к чему другому, кроме выкачивания того же сырья, «братья» не только неспособны, но и не расположены. Напомним: появление фабрик и заводов даже в самой Польше явилось делом не местных, а немецких рук, державших контрольные высоты в промышленности. «Кто умнее немцев и надменней поляков» — этот афоризм метко отражал реалии того времени. Для Московии шансом избежать «сырьевой судьбы» было расширение торгово-экономических связей с Западной Европой на другой основе. Только такое движение позволило бы занять достойное место в концерте мировых держав.

Причём расчёты на европейский опыт не ставили под сомнение особые отношения с Османской империей. Об этом красноречиво свидетельствует такой эпизод: в 1573 году польский сейм избирал короля (там существовала выборная монархия, сильно ограниченная сеймом) и среди претендентов значились представители австрийской, французской и шведской династий. Иван ІѴ решил вмешаться в этот «тендер» и рекомендовать на польский престол сына Фёдора, указывая, что эти королевские дома Европы не ровня ему и турецкому султану. Со своей стороны, последний, отдавая должное росту Московии, приветствовал её претензии на литовско-украинские земли. Особые отношения двух государств подтверждает и то, что между ними не было ни одного непосредственного вооружённого столкновения. Все коллизии и шероховатости из-за крымских и кавказских дел разрешались дипломатическим путём, обменом посольствами.

Здесь необходимо отметить: романовские историки с лёгкостью ставили знак равенства между Турцией и Крымским ханством. На самом деле их политика далеко не всегда совпадала, особенно в отношении Московии. Это связано с тем, что Крым в течение ХѴІ столетия пытался стать центром, объединявшим Среднее и Нижнее Поволжье. Однако конкуренции не выдержал: в то же время турки не считали возможным вмешиваться в эти дела, предпочитая поддерживать с растущим северным соседом миролюбивую политику. В этой ситуации о вхождении Москвы в антитурецкую коалицию, сложившуюся на Западе под патронажем Ватикана, не могло быть и речи. Между тем это являлось европейской внешнеполитической idea fixe. Римские папы старались поссорить московского царя с южным соседом. В ход пошёл веер предложений: короновать царя на византийское наследство, признать его владыкой Востока, считать Московского митрополита патриархом. Но все усилия оказывались тщетными. Именно это подразумевала концепция «Москва — третий Рим».

Добавим: первая война с Турцией произойдёт лишь при Романовых, в 1676–1681 годах, после кардинальной ревизии восточной политики. Разумеется, её коренной пересмотр проходил под знаком укрепления православия, покровителем коего презентовала себя новая династия. В то же время это нисколько не помешало ей с энтузиазмом приступить к воплощению в жизнь ватиканского сценария. Отсюда закономерные вопросы: как последнее совмещалось с клятвами верности православию и, главное, чем же православная вера до Романовых отличалась от того, что насаждалось во второй половине ХѴІІ века? Похоже, отличалась весьма сильно, и прежде всего отношением к грекам.

В доромановскую эпоху церковная жизнь руководствовалась принципом: мы держим веру христианскую, а не греческую. Это обеспечивало приоритет национального, когда общество пребывало в убеждении, что оно никому и ничему не обязано следовать, в том числе и грекам, православие которых к ХѴІ столетию, изрядно «заражённое» католицизмом, котировалось невысоко. Источник духовности Московии находился в народных слоях, а потому Ивану ІѴ претендовать на роль христианского царя Востока не было большого смысла. Романовы же разрушили эту реальность, перенеся религиозный центр тяжести на обязательное соответствие грекам.

Конечно, уже хозяйственно-собственнический напор иосифлян и завоевание ими командных высот в церковной иерархии наложили отпечаток на духовную жизнь. Однако в ХѴІ веке до полной и откровенной сдачи позиций дело не доходило. Тот же Стоглавый собор 1551 года, проходивший под контролем иосифлян, подтвердил представление о московской церкви как наиболее полно сохранившей предание веры Христовой. Опричнина же знаменовала серьёзный подрыв иосифлянских позиций. На Земском соборе 1566 года большинство настоятелей крупных монастырей уже отсутствовало, а численность духовенства составила всего около 8 процентов присутствовавших. И далее Иван Грозный постоянно держал церковь под давлением, не разрешая земельные вклады в монастыри, лишая их права покупать и брать в заклад недвижимое имущество. Ранее находившиеся в закладе земли конфисковались.