А потому в православной твердыне, каковой представала в научных изысканиях Киевская Русь, новый год мог стартовать только 1 сентября, и никак иначе. Однако историк ХѴІІI века В. Н. Татищев, исходя из доступных ему тогда источников, говорил о мартовском начале нового года, чему резко возражал Н. М. Карамзин, назвавший подобное утверждение фантазией, вымыслом. Тем более удивительно, что в хрестоматийной «Истории государства Российского» он фактически дезавуировал свою критику Татищева. Правда, сделал это незаметно, поместив в обширных примечаниях официозного труда ряд наблюдений над текстом Повести временных лет. В примечании 50 ко второму тому Карамзин привёл доказательства, что знаменитый Нестор-летописец, воспетый православной церковью, начинал год по-римски — с марта, а не с сентября.
Вот эти сообщения Нестора: Изяслав ушёл из Киева 15 сентября 6576 (1068) года, а возвратился в столицу через семь месяцев 2 мая 6577 (1069), что случилось бы не в двух, а в одном году, если бы год начинался с сентября. Далее: в мае 6621 (1114) году умер Давид Святославич, и в ноябре того же года преставилась Янка — следовательно, год не начинался в сентябре. Ещё примеры: в августе 6615 года разбит неприятель, затем в январе того же года умерла мать Святополка; 10 июля 6617 года скончалась Евпраксия, и в то же лето 2 декабря Дмитр Иворович взял половецкие вежи; весной 6618 Святополк и Владимир ходили на половецкую сторону, и в то же лето 11 февраля явился огненный столп над Печерским монастырём. Остаётся присоединиться к тем, кто недоумевает, зачем придворный историк вытащил подобные свидетельства, хоть и запрятав их в подвалы справочного отдела.
Разумеется, православные научно-церковные круги не в восторге от этих сведений. В ход шло и огульное отрицание, и признание, что использовались сначала одно, потом другое летоисчисление или одновременно оба, но в разных местах. Чтобы избежать намёка на католические влияния, не стеснялись ссылаться на языческие пережитки. Ключ же для понимания даёт текстуальный анализ Повести временных лет, содержащей следы трёх правок. Не секрет, что знаменитый Нестор из Киево-Печерской лавры входил в окружение пропольского князя Свято-полка Изяславича, с весьма сомнительной репутацией. Другая редакция — дело рук игумена Выдубицкого монастыря в Киеве Сильвестра, возвеличившего семейство Владимира Мономаха — заказчика переработки. Итог: текст Повести временных лет пропитан духом сближения с латинским Западом, вокруг чего, по-видимому, и шла борьба. Отсюда вставки и о варяжском происхождении Руси, и о путешествии апостола Андрея — брата покровителя Римской церкви Петра. Путь Андрея в Рим лежал через те места, где впоследствии раскинется Киевская Русь, что весьма символично.
Конечно, выявление таких деталей — дело кропотливого труда, поскольку русские летописи как бы «стесняются» касаться всего, что связано с западным влиянием. Так, поражает полное молчание о крестовых походах, буквально потрясших христианский мир, как в католической, так и в православной проекции. И это при том, что летописи наполнены самыми разными знамениями, производившими на людей той поры неизгладимое впечатление. Казалось бы, завоевания крестоносцев, освобождение ими в мае 1099 года Гроба Господня от неверных или, наоборот, падение Константинополя в марте 1204 года должны восприниматься киевскими православными очень эмоционально. Однако, судя по текстам, эти величайшие события не привлекли внимания, создатели и переработчики летописей упорно их не замечали. Лишь почему-то в северном Новгородском своде содержится небольшая повесть «О взятии Царьграда от фряг» (фрягами в ту пору называли европейцев), тогда как в источниках южных земель, примыкающих к Византии, сведения об этом отсутствуют.
Если ориентироваться исключительно на летописный комплекс, то создаётся впечатление об изолированном существовании Киевской Руси от Запада. Хотя княжеские династические связи, о которых упоминалось, свидетельствуют как раз о её плотном вовлечении в католические дела. Недоумение ещё больше возрастает, когда узнаёшь о наличии в западноевропейских архивах массы свидетельств, касающихся тех или иных контактов с Киевской Русью. Особенно обширен документальный массив об итальянской колонизации Причерноморья и Приазовья сначала венецианцами, затем генуэзцами, состоящий из множества деловых договоров, расписок, заметок и т. д.
В руках могущественных республик с конца ХІ века пульсировала торговля Византийской империи, чья былая мощь окончательно канула в Лету. Венеция и Генуя обладали крупнейшим на тот момент флотом и контролировали всю акваторию Чёрного и Азовского морей, а также речные подходы к ним (Днепр, Дон). Без преувеличения это главные действующие лица в том регионе. Не случайно, что именно они наряду с римскими папами выступали деятельными организаторами крестовых походов. Неосведомлённость же обо всем этом русских летописей труднообъяснима.