Славия. Рождение державы.

В общем, Танюшка уходила со мной. Покойный отец выделил ей приданое в сто тысяч талеров, поэтому, данная сумма для нее была сразу же отложена. Себе взял сто пятьдесят тысяч, посчитал, что этой суммы для решения очередных вопросов будет вполне достаточно. Кроме того, имею желание и возможность снять с Собакевича неслабую компенсацию. Вместе с его головой, естественно.

- Мамо, ближайшие десятилетия на наших землях войны не будет. Откуда это знаю, сказать не могу, но это истинный факт, поэтому, даже ничего не меняя в хозяйстве, маетность Юры должна восстановиться двукратно.

- Обратила внимание, Михайло, что рассуждаешь и ведешь себя, как зрелый хозяин.

- Хм, - пожал плечами, - Что еще хотел сказать? Не носите больше траур, живите нормальной жизнью, вы молодая, красивая женщина. Только одно наказываю, блюдите честь рода, хотя бы внешне.

- Что ты?! Что ты, Михайло?! В этом даже не сомневайся.

- Мамо, я вам сказал то, что хотел сказать, - после этого встал и отправился с Любкой в объезд повета.

В переездах между селами мы с молодой веселились вовсю. При этом ни разу не ночевали, ни в одном доме. Затоваривались провизией и уносились в степь, пытаясь спрятаться от назойливой мухи - Антона сотоварищи. Нет, они нас не подслушивали, но присматривали со всех сторон - это точно, без вариантов. А спали мы, обычно, в высокой траве или стоге сена, но обязательно у озера или ручья.

Листья на деревьях стали желтеть, незаметно подкрадывалась осень. Дни были по-летнему теплыми, но ночи - уже прохладными. Но ни мне, ни Любке это беспокойства не доставляло. Когда мы были обнажены, нам было жарко, а новизна ощущений мою милую сводила с ума. Когда мы, уставшие, засыпали, то укутывались в меха.

Так прошло четыре дня, по моим подсчетам выходило, что половые отношения пора прекращать. Что поделаешь, во времена отсутствия материальной и медикаментозной контрацепции, нужно пользоваться контрацепцией биологической.

Наше пребывание здесь подошло к концу, наступил день прощания. На душе было грустно, возможно, что ни этот дом, ни своих близких, я больше никогда не увижу.

С вечера, загородом на лугу, собралось до тысячи человек. Одних повозок с крестьянами было сто пятьдесят, а казаки и казачки ехали верхом. И хоть предупреждал их, что всех лошадей татарских пород придется продавать, все равно не послушались. Невместно им. Даже казачка может себе позволить ехать на возке, только если хвора или непраздна.

Вот и мои девочки вышли из дома, одетые в поход, как положено: в турецких шароварах и сапожках, сверху на подлатнике - длинная кольчужка, а на голове - мисюрка с бармицей. А за спиной крепился круглый щит. Ремень, который удерживал его, шел по диагонали через плечо и очень симпатично очерчивал девичью грудь. Гнедые кобылки, которых подвел им мой конюх Фомка, были благородных арабских кровей. К седлам были закреплены пузатые переметные сумки и кобуры, с торчащими рукоятями пистолей. То, что они умели с ними обращаться, даже не сомневаюсь.

Фомке, кстати, никто не говорил, что он должен отправиться вместе со мной, но он посчитал это, как само собой разумеющимся, и сейчас управлял одной из повозок с Любкиным приданым. Мне эти перины, подушки, посуда да котлы разные, в дороге совсем не нужны, но если брошу, нанесу Чернышевским обиду кровную. А они на шляху караулить меня точно будут.

На этой же повозке, сидели две наших горничных - Глашка и Марфуша. Их, как и Фомку, тоже никто не звал, но вот, с узлами вылезли на Любкины перины, и сидят сверху, как так и надо. Услышал, как Любка шипела, кивая на них Татьяне, и собиралась прогнать. Услышал и то, что ответила Татьяна, которая видать, когда-то сама разболтала о моих первых юношеских веселых пристрастиях:

- Наоборот, пусть будут! Очень хорошие и работящие горничные. А мужчины, они такие штуки, когда жену нельзя трогать, то все равно найдут какую-то. А это наши девки, ему уже привычные. Пусть будут.

Любка удивленно посмотрела на Татьяну, потом перевела взгляд на меня (сделал вид, что ничего не слышу, не вижу и не знаю), потом на горничных. Постояла, махнула рукой и пошла к своей кобылке.

Рядом со мной стояли Юра и пани Анна, в глазах обоих блестели слезы.

- Михасик, а может быть с Андреем можно поступить как-нибудь иначе?

- Нельзя, мамо, сами знаете. И не только потому, что нас перестанет уважать весь мир, мы сами себя уважать перестанем.

Глава 5

Отступление

- И что вы ему ответили?

- Что все мы скорбим о безвременной и наглой кончине брата нашего, а его отца, Якима Каширского. Дал понять, что участие в этом деле пана Собакевича, для меня совершеннейшая неожиданность. Что не могу своему вассалу приказать выдать головой близкого родственника. Предложил обратиться с жалобой в гродский суд, либо самому встретиться с предполагаемым обидчиком и разрешить вопрос к обоюдному удовлетворению.

- И теперь он двигается к замку вашего вассала?

- Конечно. Какой же князь в здравом уме будет жаловаться в суд на обыкновенного шляхтича? Имею большую надежду, что он зацепиться за замок.