Славия. Рождение державы.

До подножья возвышенности, где разрозненные толпы всадников старались успеть сплотиться в мощный кулак, оставалось метров триста пятьдесят. Они и сейчас, в сильно прореженном состоянии, выглядели раза в два внушительней нашего жиденького строя.

Стал придерживать Чайку, замедлять ход и вскинул винтовку. Вот сейчас мы вас опять удивим, да на дистанции, вашему уму не постижимой.

Мой первый выстрел нашел свою цель и выбил панцирного рыцаря из седла. Рядом стали валиться люди и лошади, не попасть по такому скоплению было невозможно. Часто-часто затрещали выстрелы семидесяти четырех стволов, которые навели в рядах противника настоящее опустошение.

- Валить всех, кто с мушкетонами! - кричал Антон.

Зачатки паники от состояния беспомощности, которые поселились в их душах с самого начала боя, не позволили своевременно сплотиться и обрушить на нас всю имеющуюся мощь. Только увлеченные каким-то рыцарем десятка три латников в отчаянии бросились вперед и тут же полегли под пулями.

Отстреляв последний патрон в магазине, вбросил винтовку в чехол и выхватил шпагу и револьвер:

- Шашки наголо! Марш-марш! - дал лошади посыл и рванул вперед.

Вдруг, слева и справа вперед вырвались две какие-то кобылы и стали меня зажимать. Правая была точно Антонова, подсунула свой зад под морду моей Чайки и сбила ей ход, а та за нахальство такое ее тут же жестоко укусила за заднюю ногу. Но дело сделано, командира оградили от лобового столкновения, затерли внутрь сжимающегося клина.

Аллюр лошадей с рыси перешел на галоп, под копытами загудела земля. Перед столкновением, мы из револьверов расчищали себе брешь в обороне противника, но за секунду до того, как вломились в его ряды, приняли и на себя залп его пистолей. Пало сразу девять лошадей нашего первого и второго ряда, а еще восьмерых лыцарей выстрелами вынесло из седла. Передо мной сразу очистилось пространство и моя Чайка, перепрыгивая через погибшую лошадь Антона, копытами вломилась в строй противника. Ее глаза стали огромными, как блюдца, зубы оскалились, и она тут же цапнула первую подвернувшуюся лошадь.

Раздался ужасный грохот столкнувшегося железа, залп мушкетонов и пистолей, выстрелы револьверов и звон клинков. В предсмертных судорогах бились лошади и люди, вокруг меня кричали и визжали от азарта и сумасшедшей радости, от страха и невыносимой боли.

Четверых противников, буквально за полминуты, я свалил из револьвера в упор, а сейчас столкнулся с опытным саблистом. Этот старый воин превосходил меня в технике, но вот в энергии и напоре нет. Он ловко управлял своим конем и уходил от маховых и колющих ударов шпаги. И только умышленно подставив под рубящий удар наручи, и вскользь кирасу, умудрился уколоть запястье и немедленно ткнуть его клинком в глаз.

В это время ко мне стали пробираться сразу двое рубак неприятеля. Но не успел с ними столкнуться, как оба свалились с лошадей. Только сейчас обратил внимание, что рядом со мной раздаются частые выстрелы. Это был Антон, с окровавленным лицом, искривленным носом и заплывшим левым глазом. Сейчас он стоял, один револьвер держал подмышкой, а откинутый барабан второго снаряжал патронами.

- Жив!!! - мне на душе потеплело. Действительно, великолепный и преданный воин, который за последние два года смог поднять свое образование, умения и социальный статус на небывалую высоту. Потерять его, было бы для меня очень тяжело.

- Садись на этого гнедого зверя, - показал на освободившегося от старого саблиста жеребца.

- Сейчас, - кидая глазами по сторонам, он защелкнул барабан и принялся за снаряжение второго револьвера, высыпав в руку пустые гильзы и спрятав их в карман. Глядя на такое дело, я свой тоже быстро перезарядил.

Взлетев в седло, он огрел чужого гнедого рукоятью между ушей, чтобы сразу же расставить акценты - кто здесь хозяин и рванул в гущу боя. Ввалившись за ним следом, больше не успел ни выстрелить, ни шпагу поднять. Передо мной опять расступилось открытое пространство. В гору, к развевающемуся знамени князя Вишневецкого, улепетывало около полутора сотен уцелевших шляхтичей.

Придержал ход Чайки, грудь которой ходила ходуном, и перешел на шаг.

- Спокойно, красавица, - погладил ей шею, - Мы победили.

Мое тело тоже стало отпускать от напряжения, а на душу опустилась пустота. Устало обвел глазами поле сражения.

На земле лежала искалеченная плоть людей и лошадей, ранее пожелтевшая трава стала бурой, потные лица моих бойцов были в ссадинах и ранах, вымазаны кровью и грязью. Обратил внимание, что с моей левой больной руки тоже капает кровь, оказалось, что наручи разрублены. Быстро расстегнул ремни, стащил их с руки и завернул рукав хубона. Рана оказалась неглубокой, до кости не достала, но кровянила сильно. Вытащил полосу льняного полотна, и плотно перевязал. В это время ко мне подъехали Антон и Петро Орлик.