Лидеры противоборствующих группировок поравнялись. Глаза героев встретились. Торвальд придирчиво рассматривала приплюснутое, словно у бульдога, лицо, широкие плечи, закрытые массивными наплечниками. Поверх брони была наброшена лёгкая хламида, дабы солнце не грело металл. Глаза же гнома были прикованы к одной единственной точке. Макушке. На измождённом лице Мизори застыла победная ухмылка: даже встав на ходули, оппонент был на несколько сантиметров ниже неё.
Большое красное лицо гнома приобрело оттенок свежесваренной свёклы. Рука его легла на один из рогов, украшающих шлем, и привела в движение скрытый механизм. Шлем медленно начал подниматься, а недовольная мина уступила место улыбке, пафоса в которой было в разы больше, чем зубов.
— Ну, здравствуй, что ли, Торвальд, — выплюнул генерал, протягивая завёрнутую в хламиду руку.
— Рада знакомству, Зы, — Мизори протянула руку в ответ.
Пальцы ей сжало словно стальными тисками. Девушка попыталась освободиться, но тщетно. Зря она ответила на рукопожатие! Лицо ее побелело от гнева, в глазах сверкнули серебристые разряды.
Гном молча откинул хламиду в сторону, обнажая полированные пластины тёмно-розового металла. Гнев Мизори уступил место отчаянью. Откуда у этого засранца адамантиновый доспех?! Это нечестно! На эти деньги можно год содержать целую армию! Почему?!
Перемены в лице колдуньи не укрылись от пытливого взгляда полководца. Элегантным движением он извлёк из-за пояса клевец и провёл остриём воображаемую черту.
— Я ведь могу подняться в воздух… — начала Торвальд.
— И отрубить себе руку, чтобы сбросить меня? — закончил за неё Зы. — Глупо. Во-первых, я ударю раньше. А во-вторых… — гном беззаботным жестом вложил оружие в ножны. — Знаешь, на войне очень многое можно определить, просто посмотрев человеку в глаза. Страх, отчаянье, героизм, злость, приближение смерти… Спасибо, что пришла, Торвальд. Мне действительно будет очень приятно убить тебя собственноручно.
Облачённый в адамантин палец коснулся её лба.
Молниеносная вспышка боли. Кисть разжалась. Палка предательски выскользнула из рук, земля ушла из-под ног. Глубоко вдохнув, словно перед прыжком в воду, девушка падала назад, проваливаясь в пустоту…
====== Шкура. Часть вторая ======
Она бежала, маленькие ножки проваливались в рыхлый свежевыпавший снег, мороз больно кусал за щёки, заставляя девочку сильнее вжиматься в меховую куртку. Иногда она падала, зарываясь в сугроб, а потом вновь поднималась, негодующе тряся головой в попытке сбросить с носа хлопья злосчастного снега. Она спешила, прижав к груди зажатые в маленьком кулачке медные монетки. Спешила навстречу приключениям.
Один из небольших прибрежных посёлков, два десятка домов. Такими некогда был усеян весь берег Угольного Моря, сейчас их осталось всего ничего. Рыбный промысел хоть и был востребован, но всё больше концентрировался в городах, где крупные судовладельцы правдами и неправдами выкупали принадлежащие жителям лодки. Иные оставались и работали на хозяев, другие бросали всё, уходили в город, нанимались на суда и работали на тех же самых хозяев. К счастью, девочка пока была далека от взрослых проблем. В запорошенных хатах и вмёрзших в лёд посудинах она видела лишь объекты для игр и исследований.
Впереди забрезжила укутанная белым полотном крыша — единственная в селе таверна манила горожан запахом жареного мяса, свежего эля и хорошей драки. Но Мизори не интересовало ничего из вышеперечисленного. Она подошла поближе, приветственно помахала ребятишкам, собравшимся у дверей сего неблагопристойного заведения.
— Ты опять опоздала, — рослый белокурый мальчик лет восьми осуждающе посмотрел на Мизори.
— Прости, Гас, — ответила юная Торвальд, пытаясь перевести дух. Изо рта валил белый пар. — Мать не хотела отпускать, пришлось лезть в окно. Вот дождутся у меня — уйду и буду сама по себе.
— Заливай дальше, — фыркнул блондин. — Ты деньги принесла?
— Угу, — она разжала кулак, позволяя старшему товарищу забрать ещё хранившие тепло её рук деньги.
— Два у Гоша. Четыре у Миюки, по три у меня и Мизори. Этого должно хватить.
С деловым видом пацан отворил тяжелую дверь. Вслед за ним проследовали младшие товарищи. Ребят сразу же накрыла волна звуков и запахов — не самых приятных, надо сказать, но дети были в восторге. Ведь именно так, по их мнению, звучала и пахла настоящая взрослая жизнь. Осторожно огибая тяжёлые дубовые скамьи, кучки игроков в кости, любителей побороться на руках, растянувшихся на полу пьяниц и парочки, окончательно потерявших всякий стыд, они медленно, но верно приближались к своей цели. Одинокий столик в углу зала, за которым мирно посапывал пожилой мужчина: красная физиономия, борода лопатой и нос картошкой. Поль был, пожалуй, лучшим рассказчиком в поселке, о чём не понаслышке знали его жена и кредиторы.