Славный мальчишка

Венци снова взял в руки скрипку и стал играть. Он увлекся и забылся. И не знал мальчишка, что именно это смертельно опасно для него. Тетя Роза и бабушка Катина выбежали из кухни в прихожую да так там и застыли в немом восторге от его игры. А царский ужин — с первым, вторым и третьим, с коржиками и кексом, который как раз сейчас они должны были месить и печь, с белоснежной скатертью на столе и серебряными приборами, с невероятно чистыми салфетками — царский ужин ждал свой черед. Да, он сам виноват. Это он затягивал ужин своим концертом.

Глава пятая — ОТЛИЧНО! ТЫ ТЕПЕРЬ МОЙ СЫН.

Тетя Цецка присела на корточки и открыла дверцу низенького деревянного шкафчика.

— У нас не так богато обставлено, как у вас, — сказала тетя Цецка и отрезала большую краюху хлеба. — И телевизора нет. Ты есть хочешь?

Так в доме Венци начали с того, чем собирались закончить в семье у Румена.

— Ты с чем любишь хлеб? Есть брынза овечья. Или может, тебе сделать цыганский пирог как для Венци? Он очень его любит — с красным перцем и солью. Хочешь?

Тетя Цецка была низенького роста, худенькая. Все же Румен оставался для нее Руменом, хотя и «как Венци». Поэтому она сделала цыганский пирог не с подсолнечным, как обычно, а со сливочным маслом. Кто не ел такого пирога, тот ничего не понимает. Потом она вышла: пусть мальчишка поест спокойно. Да и самой ей нужно позвонить от соседки родителям Румена. Дети есть дети. Они могут делать, что им в голову взбредет. Но родители, может быть, беспокоятся или сердятся.

Румен часто бывал у Венци, но только этим вечером, оставшись один, как у себя дома, он разглядел обстановку. Здесь было все куда проще и пестрее. На кухне стояла длинная лавка, застланная пестрым домотканым ковриком. На нем лежали такие же пестрые думки. Пахло мятой и чабрецом. И свет тут был какой-то другой, не такой как у них. И тишина другая, полная незнакомых звуков и шорохов. И эта сырость, выступившая по углам, и воздух, насыщенный ею… Кухня была совсем махонькой. Так что всякая вещь могла находиться здесь лишь на своем месте, прячась по углам или опираясь о стенки, — и шкафчик, и полочка для посуды, и дощечка над плитой, и большие черпаки, висевшие на доске. Удивительно, как это тут помещается дядя Миле, отец Венци? Он такой большой и любит пожестикулировать. За кухней шли еще две комнатки. В одной спали мать и отец, а в другой, непонятно как, умудрялось жить, учить уроки и заниматься музыкой все подрастающее поколение: восьмилетний Блажко, Райничка, на три года старше его, Венци и, наконец, этот верзила Личко.

Славный мальчишка вспомнил о дневнике. Сейчас, пока никого нет, самое время посмотреть, что там ему влепил Жюль… Дневника не было! Как же так? Он же собственными руками сунул его между геометрией и песенником. Перерыл весь портфель. Нет его! Ага, видно кто-нибудь из тех, любопытных стащил. Ну, уж если он узнает кто — отлупит! Пусть не лазает по чужим портфелям! А может, никто и не брал? Он стал перебирать в памяти весь день. В мозгу замелькали отрывочные картинки. Значит, так. Дома, в обед, так, он взял со стола дневник. Пошел одеваться. Оставил его на вешалке. Потом? Забыл там? Ну, конечно, забыл! Память услужливо подсказала: точно! Он не брал дневника с вешалки. Тогда как же так? Откуда взялся тот, в школе? Ну и загадка!

Дверь в прихожую распахнулась и захлопнулась так, будто кто-то толкнул ее изо всей силы. Румен быстро отбросил портфель в сторону и сделал безразличный вид. Открылась и дверь в кухню. Бам! Блажко толкнул ее задом, не оборачиваясь. Висевшие на доске черпаки звякнули и закачались. Маленький, толстенький, с пухлыми ягодицами, он смело отправился прямо к шкафчику. Открыл дверцу. Мастерски пощупал хлеб — какая из буханок мягче. Без колебаний отрезал ломоть. По локоть запустил руку в банку с брынзой. Достал кусок, критически его оглядел. Видно, он показался ему маленьким, и он сунул кусок обратно. Достал другой. Тот оказался еще меньше. Но Блажко тут же аппетитно сунул его в рот и облизал пальцы. Запустил руку в третий раз — наконец-то! Кусок брынзы оказался не меньше ломтя хлеба. Блажко собрался было уже уходить и тут увидел Румена. Он улыбнулся до ушей, но прошел мимо молча. На обратном пути он уже не смог закрывать двери задом, потому оставлял их открытыми.