Славный мальчишка

Румен и Венци поделились своей тайной только с Миреком и попросили его быть у них «тайным связным»: надеть шапку-невидимку и встречаться то с одним, то с другим, передавать письма и записки. Пароль — воркование голубя. Мирек слушал, согласно кивал головой, но не верил ни единому их слову. «Эти хитрецы строят какую-то ловушку и думают, я попадусь на их удочку. Дудки!» Он проследил за ребятами, пока те не вошли в дома и только тут ахнул от удивления. Немного погодя на улице появились и другие мальчишки. Оги, Минчо и еще один, кажется, Христо или Ичо, о котором здесь пока не упоминалось. Карменки пришли попозже. Из школы они возвращались не торопясь, болтали глупости о всякой всячине, останавливались у витрины магазина поглазеть на ткани. Гога подошел прямо к старику-торговцу. В руках у него была записная книжка. А Сашко как-то бочком, виновато прошмыгнул в дверь своего дома.

— Мирек, ты не видел Румена? — спросил Оги.

— Ты тоже все знаешь? — удивился Мирек.

— Один я и знаю. А разве он и тебе сказал?

Хотя мальчишки говорили о разных вещах, но быстро разобрались. Оги так и подпрыгнул от неожиданности. Вместе побежали рассказать обо всем журналисту. «Бомба! — только и вымолвил Гога. — Пойдемте в редакцию». Тетя Цецка рассказала Райничке. Райничка — Эвелине. И обе тоже решили сообщить Гоге.

Голодный Венци был прав. Гога действительно долго мучился, высасывая вопросы из пальца. А Оги, как Венци и предполагал, мешал ему. Он висел у него за плечами и после каждого слова кричал: «Готово! Молодец!» А после всякого «молодца» Гога зачеркивал написанное слово. Кто знает, сколько тянулась бы эта процедура, если бы Оги не сообразил, что не следует заглядывать в блокнот. Да и то лишь после того, как Гога рявкнул: «Хватит висеть над душой!» Оги отошел и буркнул: «Смотри, какой нервный спецкор!» Он сел в сторонке и издали наблюдал за творческими муками «спецкора» Гоги. Он сгорал от нетерпения: скорей бы отнести эти листочки Румену и Венци. Надо же, Мирек в первый раз сказал правду, хотя и очень похожую на ложь!

Однако Райничка сама схватила записку для Румена и тем самым лишила Оги половины удовольствия.

— Ничего, Оги, — успокоил его редактор, как только девчонки ушли. — Ты будешь специальным связным газеты.

— А как же Мирек? — спросил Мирек. — Я ведь маленький, мне легче. А потом — кто вам обо всем рассказал, а?

И он отправился вместе с Оги. «Ну вот и я стал специальным связным!» — думал про себя Оги и улыбался.

— Добрый день, брат! — еще от двери озорно крикнула Райничка. — Эви, входи, брат дома.

«Брат» стиснул зубы и сжал губы. Райничка схватила его за руку и стащила с лавки. Эвелина шла позади них. Походка у нее была особая. Будто она пританцовывала, перебирая ногами как балерина.

— Брат, Гога прислал тебе вот эту записку. Он сказал, чтобы ты ответил, и еще сказал, что напишет о вас в газете.

Эвелина села напротив Румена и, положив локти на стол, оперлась подбородком о ладони. У нее были длинные изящные руки.

Райничка включила приемник и стала ловить музыку.

— И долго вы так будете? — Эвелина повертела белыми прозрачными пальчиками. Голос у нее был бархатный, нежный.

— Не знаю.

— Ах, как все это здорово!

У Румена и Венци было много своих тайн: запись на магнитофоне, скитания по дальним улицам, слова, которые можешь сказать лишь одному, самому близкому другу. И — Эвелина! Эвелина была самой большой тайной. Только один Венци знал, почему Румен вставал в очередь у школьного буфета, чтобы купить ей завтрак. И почему, если кто-нибудь из ребят позволял себе ее задеть, или сказать, что она «ходит как утка», Румен готов был на все.

— Ой, какую хорошую музыку я поймала! — пропищала Райничка. — Давайте танцевать!

И тут же закружилась по комнате.

— Братец, пойдем! Ты ведь мне теперь брат! Эви! Ах, вы вдвоем хотите танцевать? Да? А-а-а-а!

— Я… Я… не умею танцевать, — промямлил славный мальчишка.

— Такой большой, а не умеешь! Ах, да! У тебя же не было сестрички, которая могла бы научить. Эви, давай его научим! Вставайте!

— Райничка, не трогай меня, пожалуйста! А вдруг войдет твоя мать…

— Ну и что? Поднимайтесь, а то рассержусь!

— Ух, какая храбрая! Сегодня не день рождения. Лучше давайте прочтем, что там написал Гога.

Румен тут же развернул листок. От смущения на лбу у него выступили капельки пота. Однако славный мальчишка не смел достать носовой платок и вытереть лоб — а вдруг платок грязный. Вчера после футбола, наверное, вытирался им. Точно, грязный! Румен незаметно сунул руку в карман, пощупал — платок был сложен вчетверо. Значит, новенький! Неожиданно теплое чувство глубокой благодарности к бабушке разлилось по телу. Милая бабушка Катина! Как хорошо, что она проверяет его карманы.

Обе девочки склонились над ним и слегка раскачивались в такт с музыкой. Мальчишка почувствовал, как что-то легонько касается его уха. Ухо запылало жаром.

Гога успел вымучить еще два вопроса: