«2. Как вас воспитывают дома: беседуют с вами, кричат на вас, бьют, подсовывают поучительные книжки?
3. Как вы воспитываете своих родителей? Приведите примеры. Каким должен быть родитель в наши дни?»
— Ах, — воскликнула Эвелина и откинула косу за спину, но она опять свалилась Румену на ухо, теперь уже пунцовое. — Какая чепуха! Гога станет, видно, большим человеком. Я бы никогда не смогла придумать такой глупости.
— Ну, прямо уж! Да он их переписывал откуда-то, — сказала Райничка. — Братец, постой, не двигайся минутку! Эви, глянь, какие у Румена длинные ресницы! Вот это да! Выгнулись, как у девушки, правда?
— Очень красивые.
Румен снова вытер лоб и слегка отодвинулся.
— Давайте танцевать.
— Райничка-а-а, иди сюда, детка!
— Сейчас, мамочка! Пошлет, наверное, в бакалейную. А вы сидите, ждите меня. Обязательно! А то рассержусь и говорить с вами не стану.
Румен и Эвелина остались одни. Самая большая тайна славного мальчишка села на стул как раз напротив него, облокотилась о стол и ладошками почти закрыла все веснушки на щеках.
— Гу-ур-р, гу-ур-р!
— Мне пора, — сказала Эвелина, а сама и с места не сдвинулась.
Славный мальчишка, конечно же, промолчал. Он быстро взглянул на нее, но случилось так, что их взгляды встретились, и они оба от смущения опустили глаза. Из коридора послышались торопливые шаги. Зажурчала вода в кране на кухне.
— Ты ответишь на вопросы?
— М-м-м!
— Гу-ур-р! Гу-ур-р! — слышалось под самым окном.
Бам! Блажко снова вошел в комнату. Открыл дверь и застыл на пороге: ни туда, ни сюда. Стеснительно заулыбался.
— А где Венци?
Но оба молча ему улыбнулись.
— Гу-ур-р! Гу-ур-р! Гу-ур-р! Эй!
— А вы что тут делаете? — Блажко, увидев что они стесняются и даже больше, чем он, пятясь вышел вон и осторожно прикрыл за собой дверь.
— Хороший мальчик, правда?
— Угу!
Пришел отец Венци. Из кухни послышалось невероятно шумное умывание: дядя Миле одновременно плескался, говорил, смеялся и фыркал.
Райничка вернулась, и Эвелина тут же ушла. Румен облегченно вздохнул: Гм, гм! Эти девчонки слишком умничают, а сами слова сказать не могут.
— Гу-ур-р!
Открыл окно и отпрянул от неожиданности.
— Румен, Румен, покажись! — приглушенно крикнул Оги.
— Ну чего тебе? — холодно бросил Румен.
— Давай помиримся. Ты на меня сердишься, а сам ничего не знаешь. Вот дневник. Смотри, что тут написано!
— Так это ты взял мой дневник?!
И хорошо, что сдержался, не добавил «бизон».
— Но это ж мой дневник. Я подбросил его тебе под парту. Думаю, мне не привыкать, меня и так все учителя ругают… А я-то знаю, что будет, если вызовут в школу твою мать…
Румен был волевой мальчишка. В прошлом году он ошпарил себе руку. Но только стиснул зубы и даже не охнул, не то, чтобы расплакаться. Правда, раза два, когда оставался дома совсем один, потихоньку выл, как волчонок. Однако и слезы не проронил. А тут вдруг в носу у него защекотало и слезы сами собой навернулись на глаза:
— Ог, дружище! Брат!
У кого нет брата, для того друг — брат.
— Оги, прости меня. Я был тогда злой.
— Ну, конечно! И я бы на твоем месте…
— Тебя дома здорово ругали?
— Да нет. Даже денег дали на футбол в воскресенье. Ты только посмотри, что написал в дневнике Жюль Верн.
Славный мальчишка раскрыл дневник.
«Ваш сын очень хороший ученик. Славный мальчик. Но прошу вас, убедите его, внушите, что пение и геометрия — различные предметы».
— Очень хороший! Славный мальчик! Моя мама даже слезу пустила. Видишь, какой добряк наш Пиперов. И правда, кто поет, тот плохое не напишет. Как тут у тебя положение? Ты знаешь, я теперь специальный связной газеты!
— Как там Венци?
— Играет на скрипке. Сейчас передадим ему через блокаду хлеба. А ты хочешь есть?
— Нет. Исчезай, кто-то сюда идет. И прости меня.
— Не напоминай сам о старом, и я забуду. Гу-ур-р! Я еще приду. Я же специальный!
С наступлением вечера жители Балканской улицы возвращались по домам. Шагали после работы усталые, в руках несли хлеб, авоськи с овощами. Как только сворачивали с главной улицы и позади затихал шум и грохот автомашин и троллейбусов, они ступали на свою родную землю. Встречались и негромко приветствовали друг друга. Беседовали. Более сдержанно вели себя жильцы двух новых кооперативных домов. Они молча проходили к себе. Пешо закрывал свой драндулет старым дырявым брезентом, протягивал трос через дырки и в два кольца и потом, наконец, щелкал ключом, вешая небольшой замочек. Старик-торговец ссыпал семечки в две торбы, тоже перекидывал через тележку ржавую цепь, просовывал ее через колеса и также вешал замок, но только большущий.
— Дедушка, если кто не стащит наши замки, хорошо будет, — шутил Пешо.
— Да, да! — смеялся старик и останавливался.