След Сокола. Книга третья. Том первый. Новый град великий

Княжич хотел было сказать и про нехватку средств, поскольку это и было, в действительности, основным препятствием в возведении княжеской крепости внутри города, но удержался, потому что желал обсудить с Бравлином и судьбу княжеской казны, которую через несколько дней должен был доставить воевода Военег. Но должен доставить, как и подсчитывал Гостомысл, уже после проведения вече. И такие слова о недостатке средств могли бы выглядеть уже так, словно Гостомысл знает о величине княжеской казны, и заранее готовит почву к тому, что казна окажется невеликой.

Но тут в горницу без доклада вошел боярин Самоха, отвесил всем поклон, и встал прямо, глядя на княжича Гостомысла. Если прошлым утром у боярина присутствовал синяк только под одним глазом, как докладывал князьям Русалко, то теперь заплыли оба. Видимо, этой ночью, во время тяжелых споров в посадском совете, ему снова подкрасили лицо.

– Что ты? – спросил Гостомысл под нацеленным взглядом подбитых глаз боярина.

– А к тебе в дом ходил, княжич, оттуда сюда послали… – слегка смущаясь своего внешнего вида, а еще больше смущаясь того, что ему предстояло сказать, промолвил боярин.

– Ну, так говори, коли пришел… Что вы там порешили?

– Долго и сурово спорили…

– По твоему лицу это заметно. Уже весь город об этом знает. И что порешили?

Упоминание о том, что весь город знает, что боярина Самохе оба глаза «подсветили» самого Самоху, конечно, не сильно радовало. Тем не менее, он уже набрался наглости, раз пришел сам. И хотел договорить:

– Порешили, что посадский совет не имеет права вручать тебе, княжич, символы княжеской власти словен. Это выше наших полномочий. Ты, конечно, можешь нас заставить. Но тогда прослывешь незаконным князем, – предупредил боярин возможное возмущение Гостомысла. А еще одного глаза для такого возмущения у Самохи в запасе не имелось. – И посадский совет постановил, как в старину, провести завтра вече на мосту через Волхов, чтобы вече выбрало князя.

– Уже завтра? А почему так быстро? – играя заранее продуманную игру, спросил Гостомысл. – Часть нашего войска не успеет вернуться из Бьярмии.

– Княже, князя выбирает народ. Мы, члены посадского совета, не вправе не доверять своему народу. А будет там полк Военега или какой другой полк – это не столь суть и важно.

В действительности это было важно для боярина. Сотник Русалко уже докладывал Гостомыслу, что среди народа, как среди словен, так и среди вагров, полным ходом идет обработка умов. И прибытие новых сил, не обработанных, может изменить положение.

– Ладно… – отмахнулся Гостомысл с настолько напускным равнодушием, что оно стало заметно даже для Самохи. – Кто же тебе так лицо «разрисовал». Будь жив мой батюшка, я бы подумал, что он кулак приложил…

Про первый подбитый глаз Гостомысл слышал только от Русалко. Сам боярин княжичу не показывался. И говорил Гостомысл так, словно предполагал, что оба глаза подбиты одновременно. Хотя, по большому счету, будь у Самохи тот самый третий глаз, Гостомысл сам с удовольствием «раскрасил» бы и его.

Боярин громко икнул, поклонился, и молча начал пятиться к выходу, что-то беспрестанно шепча себе под нос. Гостомысл знал, что так иступлено шептал Самоха, хотя слов, конечно, не слышал и не разбирал. Гонец, посланный в Перынь, не смог привезти волхва, которого вызывал ночью боярин. Волхв был занят на службе. Русалко тогда сам съездил в капище, и разговаривал там с волхвом Беридрагом, который его и интересовал. Волхв без сомнений рассказал, что боярина избил и ограбил на льду Ильмень-моря дух самого Буривоя, и Самоха спрашивал, как защититься от преследований духа. Беридраг сказал, что для этого следует пожертвовать капищу такую же сумму, которую забрал у боярина дух, на что боярин выдал волхву десять золотых монет византийского императора. А потом волхв научил его молитве Числобогу[52], который заставит дух мертвого князя вернуться в свое время, и не трогать тех, кто живет во времени настоящем. Но предупредил, что молитва только в том случае будет полностью спасительной и действенной, если боярин не обманул волхва, и заплатил жертву капищу полностью и честно. После этого боярин добавил еще десять точно таких же монет, а, подумав, еще десять серебряных. Русалко тогда посмеялся, и сказал Беридрагу, что у боярина отобрали больше двухсот золотых монет. Чем молодого волхва слегка расстроил. До того расстроил, что тот уверенно заявил:

– Значит, дух Буривоя будет снова его преследовать. Духи – они привязчивы, и не любят обманщиков. Они считают, что обманывая другого, человек их обманывает.

Гостомысл не понимал, на что надеялся Самоха, читая молитву, если знал, что обманул волхва. Тем не менее, читал он, похоже, именно молитву Числобогу. И княжич не удержался, прикрикнул:

– Куда ты, боярин! Разве я отпустил тебя?

– Прости, княжич, – дрожа бородой и нижней губой, хрипло прошептал Самоха. – Мне намедни привиделся во сне дух батюшки твоего Буривоя. Шибко сердитый был на наш город за то, что дали его сжечь… Потому я и испугался, когда ты его словом помянул. Прости, княжич…