После посадского совета прибыли важные чинуши из боярского совета при князе. Князь Буривой этот совет ни во что не ставил, и не собирал уже почти три года. Зато после смерти князя бояре оживились, посчитав, что могут снова обрести ушедшую от них власть или хотя бы возможность влиять на городские решения.
Люди на мосту бурлили, как в закипающем котле, но посадские советники чего-то ждали, не начиная вече. А ждали они, понятно, главных людей. Только тогда, когда ожидание успело всем надоесть, и желание проявить свою волю, высказать свое мнение – когда все это перекипело в людях, на мост въехали князь Бравлин Второй с княжичем Гостомыслом в окружении нескольких десятков воев-вагров и словенских стрельцов под командованием молодого сотника Русалко. Охрана была оружная. Но закон ничего не говорил о княжеской охране.
Только после этого плотники приподняли, и поставили одним краем на перила моста, другим – на специально сделанные козлы, небольшую платформу-помост, собранную для легкости из тонкоствольных верхушек сосны. Сбоку на помост вела наскоро сколоченная лесенка, по которой сразу же вскарабкался боярин Самоха, временно возглавляющий посадский совет. Народ притих, желая услышать, что скажет боярин, которого видно было всем.
Самоха начал, и начал не издалека. Но со времен, всем хорошо знакомых, которые до сих пор не дают возможности словенам жить сытно, мирно и богато, хотя такое иногда в городе случалось. Начал он с сожжения Славена варягами-русью, и этим задел за больные струны в душе каждого. Слушая боярина, княжич Гостомысл подумал, что тот сейчас начнет оправдывать русов, у которых сами словене дважды сжигали город. Правда, не зимой, но это суть дела не сильно меняло. Варяги теряли все свое имущество, и еще долго не могли подняться на ноги прочно. Однако Самоха оказался умнее. Он знал, как относятся к сожжению Славена горожане и жители других словенских городов и поселений, знал, как относятся сейчас к русам, и потому стал клеймить соседнее племя, обвиняя варягов во всех грехах. Такая речь годилась бы для объявления войны, чтобы сплотить собравшийся на вече народ, и получить его поддержку. Не зная, какую сумму получил боярин от посадника Русы, Гостомысл никогда не поверил бы, что Самоха продался – слишком правильно и горячо он говорил. Но тот мешочек с золотыми царьградскими[70]
монетами, что Гостомысл видел своими глазами, тоже имел значительный вес, и перевешивал слова, которые улетают сразу после их произнесения. Говорил боярин все правильно, логично и доказательно. И смысл его речи сводился к тому, что словене должны восстановить город, и создать свое сильное княжество, которое будет способно сжечь Русу тогда, когда пожелается. Не в отместку, конечно, а только для восстановления порядка, который русы нарушили. Именно так и было сказано «порядка, который русы нарушили».Однако что это был за порядок и кем он был установлен, Самоха сказать не мог и не хотел, потому что на любые его слова мог бы прозвучать один ответ: порядок для словен не является порядком для русов, а порядок русов ни может быть порядком для словен. Что хорошо одним, то может оказаться плохим для другого. Даже для родственника.
– Чем ему так русы не угодили? – спросил князь Бравлин княжича.
Гостомысл только плечами пожал, и перебросил повод коня из правой руки в левую, но за княжича ответил сотник Русалко:
– Вторую часть денег не дали. Что-то, видимо, выполнил не так, как просили. А боярин обиделся. Он сильно надеялся. Потому свои деньги и отвозил в Перынь. Все равно, думал, новый мешочек дадут… Но пока все правильно говорит. Только зря, я думаю, он так народ заводит. Пойдут люди русов бить. А потом русы словен. В самой Русе лавки Самохи разгромят. Посуда-то легко бьется… Надо бы остановить. Княже, где твой человек в голосом Буривоя?
– Позади тебя на коне сидит.
Русалко обернулся, придержал коня, давая кудлатому рыжеволосому вою-вагру поравняться с собой, и что-то прошептал тому на ухо. Тот кивнул, соскочил с седла, и тут же ушел в толпу на мосту.
– Куда ты его послал? – спросил Бравлин.
– Пусть что-нибудь скажет боярину из толпы. Про мешочек с золотом… Хочу понаблюдать за реакцией Самохи. Может, короче говорить будет. Надоел уже всем.
А боярин тем временем развивал свою мысль, хотя люди уже слушали его только одним ухом, обмениваясь друг с другом мнением об уже услышанном. И потому мало кто обратил внимание на плавный переход с одной темы на другую. Утвердив людей в мысли, о восстановлении мощного единого княжества, Самоха логично сдвинул акцент на то, что такая возможность у словен появилась, когда к ним пришли дальние родственники, более дальние, чем русы. И родственники эти пришли со своим войском, со своим князем. Это вагры. И они сразу включились в работу по восстановлению Славена.