След торпеды

Аким читал письмо неторопливо, вдумывался в каждое слово, потому что это письмо сына — теперь вроде как его завещание. Рубцова-старшего жгли строки письма, все как-то мешалось, путалось в голове, и сама голова тяжелая, словно налитая свинцом; а на душа холодно, как будто ее омыли густой степною росою. Теперь только дочитать письмо до конца и все, все обдумать. В каждой его строке Аким слышал голос сына, голос то звонкий, как степной колокольчик, то глухой, как удар грома в глубокой и сырой ночи. Когда он получил телеграмму о гибели сына, то подумал: «А вдруг не погиб?» Читая последнюю весточку Петьки, отец всем своим существом ощутил потерю сына. Он вдруг подумал о том, что ему надо скорее уехать отсюда, уехать домой, где все до боли знакомо, где не так тяжко будет ему при мысли, что нет Петра. Его стал раздражать и даже злить не только голос капитана, но и само судно, где еще недавно по палубе ходил его сын. Впервые за весь день, прошедший как во сне, Аким в иллюминатор поглядел на море. Оно лежало черное, какое-то застывшее, как перед лютым штормом. Над бухтой тревожно кричали чайки. «Чайки не могут жить без моря, но рождаются на берегу», — пришли на память Акиму слова сына. И снова его охватило чувство жалости к Петру. «И чего ему такая судьба выпала? — взгрустнул Аким. — Лучше бы мне на тот свет…» Да, Акиму надо скорее уезжать отсюда; не видеть этого причала, не видеть судна, все то, что связано с сыном, — забыть, вытравить из памяти. А Оля? Как с ней быть? Где она, сирота безмятежная? Аким никогда себе не простит, если не найдет Олю, не заглянет ей в глаза и не скажет: «А в гибели Петьки и ты, красотка, виноватая. И нечем тебе искупить пред ним свою вину. Нечем!..» Надо Акиму уезжать. Надо… Вот вернется с берега капитан, и он скажет ему: «Спасибо за то, что разделили мое горе. Спасибо вам как капитану, но вовсе не как человеку. Моего сына вы плохо знали, может, и ваша есть вина в его гибели. Но я не упрекаю вас, нет, нет, не упрекаю. Море сближает людей, как сближает их горе. Но нас с вами оно не сблизило». Да, так и скажет Аким. Чего ему стесняться? Ведь из писем ясно: капитан не любил Петьку…

Передохнув, Аким вновь читал: