След торпеды

«Мне стыдно тебе признаться, отец, но впервые в своей жизни я струсил — а вдруг меня посадят в тюрьму?.. Ты мне подарил свою любовь к морю, и я, отец, — это сущая правда, — старался оправдать твои надежды. Я и не женюсь потому, что хочется как можно большего достичь в жизни, а уж потом и семьей обзаводиться. Кто будет моей женой, я еще не знаю, но только не Зоя. Девушка она хорошая, но я не люблю ее. Тогда кто же? Может быть, Оля… Ты знаешь, отец, какая она добрая. Нет, не знаешь, а я тебе скажу. Она готова как кошка броситься на любого, кто захочет меня обидеть. Когда судно ошвартовалось у причала, я зашел в спою каюту и упал на кровать, удрученный всем тем, что случилось в море. В эту минуту, отец, я был ко всему равнодушен, мне хотелось куда-нибудь бежать, бежать на берег, куда угодно, только бы не видеть капитана, не слышать его ехидно-вкрадчивый голос: «У вас что, Рубцов, голова на плечах или кочан капусты?» Видишь, отец, какой «чуткий» у нас капитан!..

Я не знаю, сколько времени сидел в каюте, но вот кто-то постучался в дверь, и я вскочил. «Входите!» Это была Оля. Лицо хмурое, в глазах печаль. «Петя, плохи твои дела, — сказала она, и голос у нее дрогнул. — Капитан по радио обо всем доложил в порт. Злой он на тебя. Ты бы сходил к нему, прощения попросил…» Ты знаешь, отец, ее слова больно укололи меня. «Ты о чем?» Она тихо ответила: «Петя, ты конечно же виноват. Ты не доложил капитану, самовольно изменил курс судна и…» Тут Оля умолкла, но я понял, что она хотела сказать. Она потупила взгляд и призналась: «У меня от капитанского рапорта сердце зашлось. Помнишь, в прошлом году у нас был штурман Иванов? Так вот его тоже тянуло на всякий риск, достукался, что капитан списал его на берег. Так он поступит и с тобой. Хочешь, я пойду к нему, попрошу за тебя?» Я, кажется, чуть не ударил Олю, потянулся к ней рукой, но в последний момент сдержался. Я сказал ей: «Пойдешь к капитану — забудь меня!» Ты бы видел в эту минуту ее глаза. Я подошел к ней, ласково обнял: «Я знаю, Оля, ты уважаешь меня, и что бы со мной ни случилось, я никогда тебя не забуду». Оля как-то сразу повеселела, в глазах загорелись искорки. «Я люблю тебя, Петр!» А я молчу: от ее слов стало тепло на душе. Левая бровь у нее мелко подрагивала. А я молчу. Да и что я мог ей сказать в ту минуту? Перед моими глазами маячило хмурое лицо капитана, в моих ушах звенел его настырный голос: «Я вас отдам под суд! Законы мореплавания писаны потом и кровью, в них мудрость и завещание — беречь корабли и людей. Вы, штурман, нарушили эти законы. Вы поставили судно под удар и будете за это отвечать!» Вот так, отец, он мне сказал. Нет, я не стараюсь оправдать себя. И я даже подумал, что плавать на «Ките» не смогу.

Уходя к себе, Оля печально высказалась: «Ты можешь сердиться, упрекать меня, даже бросить, но я скажу капитану все, что думаю о нем. Нет, говорить ему гадости я не стану, и ты, пожалуйста, не волнуйся. Я скажу ему то, чего не могу пока сказать тебе… Да, и еще… Сегодня у меня день рождения. Приходи. Я жду. Понял?»

Она тихо прикрыла дверь моей каюты. Весь день я ходил под впечатлением ее слов. Все гадал: чего это она пока не может мне сказать? Я кое-как поужинал и вышел на верхнюю палубу. Над бухтой смеркалось; то там, то здесь раздавались птичьи голоса. Я взглянул в сторону радиорубки. В иллюминаторе горел свет. Значит, Оля на рабочем месте. Едва я подумал о ней, как она вышла, закрыв радиорубку. «Ты куда?» — спросил я ее. «Капитан зачем-то вызвал». — «А может, сама идешь к нему?» Но она, отец, мне ни слова не сказала. Ушла. Едва я спустился на ют, я снова увидел Олю. Она шла ко мне. «Тебя вызывает капитан», — сообщила она.

Я ожидал: речь пойдет о ней, но капитан приказал мне на катере сходить в соседнюю бухту и получить на складе сети. И строго предупредил: «Погода портится, если поднимется шторм, заночуйте там, а утром — сюда. Только без фокусов, штурман. Места, куда идете, весьма опасные для плавания».

Я слушал его, отец, и мне было смешно. Неужели меня, штурмана, надо предупреждать о таких пустяках? Мне надо было вернуться к вечеру во что бы то ни стало. Оля ведь пригласила на день рождения. Она для меня уже не просто радистка… Ты, надеюсь, понял, о чем я? И тебе, отец, Оля понравится. Добрая она и ласковая.

Кажется, я заболтался. Не сердись, батя, что пишу редко. Сам понимаешь: все в морях да в морях. Но я обещаю тебе писать чаще. Да, а как там наши соседи — Марфа да Зоя? Кланяйся им… Я вот тебе пишу, а ребята давно ждут меня на причале. Ох и даст мне взбучку капитан! Бегу, отец. Целую!»