«О Боже, – подумал Полуэктов, – это заразно. Я, кажется, тоже схожу с ума». – И он быстро продвинул микроскоп дальше, к профессору Сомову.
Через полчаса, когда микроскоп перебывал почти у всех членов Ученого совета, шум в зале стал так силен, что ректор счел себя обязанным прервать заседание. Он постучал карандашом о графин и сказал:
«Товарищи, мы обсуждаем важный вопрос – социалистические обязательства на год. Хватит баловаться с микроскопом. Вы же взрослые люди».
«Но на зерне действительно буквы», – прервал его известный институтский правдолюб доцент Зотов.
«Действительно буквы», – поддержали его остальные.
«Это провокация!» – выкрикнул новый заведующий кафедрой ботаники доцент Кузин.
«Товарищи, что за чушь, – ректор снова постучал о графин, – профессор Серегин, ваш коллега, был тяжело болен, только что вышел из больницы, а вы глумитесь над ним…»
«Но там действительно буквы», – упрямо произнес Зотов и, взяв микроскоп со своего стола, поставил его перед ректором.
Тот наклонился над ним, лицо его начало сереть, он рывком расстегнул ворот рубашки и через несколько минут, отдышавшись, устало сказал:
«Товарищи, сегодня очень жарко. У нас галлюцинации. Может быть, зерно обладает наркотическими свойствами. Необходимо разобраться, что это за зерно, что на нем написано и кем. Я думаю, Ученый совет стоит отложить на неделю».
Все подняли руки.
Через неделю, как и было предусмотрено, состоялось расширенное заседание, на котором присутствовало несколько членов Академии наук, а также товарищ из ЦК. Заседание было закрытым. За прошедшую неделю ректору и профессору Серегину удалось сделать немало. Исследование растения показало, что оно несомненно близкий родственник риса, но от других сортов отличается необыкновенной плодовитостью (по некоторым оценкам, в десять раз превосходящей обычную), вдобавок отменными питательными качествами. Ректору с помощью кафедры истории КПСС и философии удалось доказать, что текст на зерне, за исключением шестой строки сверху на третьей странице, где вместо «мы не должны» надо читать «мы должны», идентичен работе В. И. Ленина «Как нам реорганизовать Рабкрин», переписанный, правда, не целиком, без последней страницы.
Новое заседание совета было бурным. Ученые, возглавляемые доцентом Кузиным и несколькими философами из Академии общественных наук, настаивали, что это растение заслано к нам западными разведывательными службами в провокационных целях (то же, как мы помним, думали и жители поселка). В доказательство они ссылались на вкравшуюся в текст ошибку. Она, по их мнению, полностью извращала ленинскую мысль, а также на фальшивый тезис генетиков, утверждающих, что приобретенные признаки не могут наследоваться. Большинство, однако, высказывалось за дальнейшее изучение нового вида. Они не сомневались, что его биологический потенциал очень важен для страны. Без него нам не ликвидировать недостаток зерна. Впрочем, все сошлись, что исследование растения должно быть полностью засекречено. На том же заседании профессор Серегин был восстановлен в должности заведующего кафедрой ботаники. О результатах ученого совета было доложено на самом верху, и там приняли решение направить комиссию на Украину для подробного изучения положения на месте. Через день комиссия выехала.
Уже первые ее сообщения о плодовитости и неприхотливости растения превзошли самые смелые предсказания. Члены комиссии также доложили Москве, что появление растения, возможно, как-то связано с исчезнувшим полтора года назад слесарем местного завода Василием Зерновым, на огороде которого оно впервые и было замечено. После этих известий Москва приказала немедленно блокировать поселок, чтобы воспрепятствовать распространению как самого растения, так и всякой информации о нем.
Органами уже через день Василий был разыскан и допрошен. На допросе он показал то же, что не раз рассказывал и мне. Хотя Зернов произвел самое благоприятное впечатление, районные власти решили на всякий случай задержать его на несколько дней. Прошла неделя, новых указаний на его счет ни из Москвы, ни из области не поступало, и Зернова выпустили, Василий вернулся на завод, жизнь пошла своим чередом.
Поселок был в блокаде около месяца, пока с середины сентября в Академию наук и Тимирязевку с разных концов страны не пошли косяком письма о растении с ярко-красными семенами – новый сорт риса, как писали потом газеты, начал свое триумфальное шествие. Изоляция поселка сделалась бессмысленной, и войска вернулись в казармы.
Тогда же был построен огромный исследовательский центр, в который собрали умельцев со всей страны. В течение пятнадцати лет они резали на овощах и фруктах работы Ленина, других классиков марксизма-ленинизма, надеясь, что и их труд поможет поднять наше сельское хозяйство, но без толку. Наконец, после долгих споров, ассигнования на центр были урезаны, начались сокращения, потом его и вовсе закрыли.