След в след

Как только новый сорт риса стал известен за рубежом и там начались его широкие посадки, он занял важное место и в идеологической борьбе. Западные советологи, пытаясь умалить наши достижения, писали, что этот сорт нисколько не опровергает их мнение о бесплодности марксизма-ленинизма. Оживились и клерикалы, они утверждали, что Господь Бог водил рукой Василия Зернова, когда он вырезал ленинскую статью на рисовом зерне. В случайной ошибке Василия, написавшего вместо «мы должны» «мы не должны», они также усматривали промысел Божий. Когда же их спрашивали, почему для своих целей Господь выбрал советского рабочего-атеиста, они, подняв очи горе и разведя руками, отвечали: «Пути Господни неисповедимы». Но особенно распоясались ревизионисты всех мастей и окрасок. Все в той же случайной описке Василия Зернова они нашли подтверждение своего права ревизовать марксизм-ленинизм. Их теоретики снова кричали на всех углах, что ленинизм устарел и нуждается в исправлении.

Однако простые люди не дали себя обмануть, они видели, что победить голод, терзавший их испокон века, ежегодно уносивший миллионы жизней, помог не капитализм, а Ленин и простой советский рабочий Василий Зернов. Уже через год, когда был собран первый урожай нового сорта риса, принесший в каждый дом достаток и довольство, люди во всем мире стали в огромном количестве закупать микроскопы и сверхсильные лупы. Спрос на них и сейчас так велик, что, наверное, пройдет не один год, прежде чем в каждом доме, в каждой семье, у каждого человека будет свой микроскоп. Но уже сегодня миллионы и миллионы прежде неграмотных крестьян, склонившись над микроскопом, читают Ленина по-русски. Они читают его статью, отпечатанную на каждой рисинке, читают другие работы Маркса, Энгельса, Ленина, и марксизм без единого выстрела, без единой капли крови завоевывает их сердца.

В течение года новый сорт сделал Василия Зернова самым популярным человеком планеты. У нас в стране ему присвоили звание Героя Социалистического Труда, избрали почетным академиком ВАСХНИЛ (Егор Кузьмич и профессор Серегин также были избраны действительными членами ВАСХНИЛ). В Нанков почти ежедневно стали приезжать крупнейшие писатели и журналисты, и наши, и из-за рубежа, кино– и телесъемочные группы. Любое издательство было готово за месяц издать книгу о его жизни, но Василий оставался равнодушен к собственной славе, по-прежнему работал на заводе (это, кстати, всем импонировало), по-прежнему пил и ни с кем, кроме меня, не хотел разговаривать. На Западе уже вышли многочисленные книги о нем, основаны они были по большей части на вымысле да на бесконечных интервью его жены Наташи, которая никогда не была Василию близка, знала мужа, несмотря на пятнадцать лет брака, очень плохо. В конце концов, когда новая оттяжка с публикацией официальной биографии Василия Зернова стала невозможной, наверху после долгих колебаний поручили ее мне. Я был переведен в Москву и назначен спецкором «Известий».

В «Известиях» я в итоге проработал десять лет, но, только уже уходя оттуда, на отдыхе, в санатории под Рузой, наконец, почувствовал себя маститым «известинцем» и всего за неделю, не отрываясь, написал еще один очерк, который потом вошел в мою книгу «Из записок корреспондента».

Важное задание

В августе 1946 года я наконец получил приказ о демобилизации. Неделю, улаживая свои дела, как сумасшедший носился по Брно, где тогда находились штаб Седьмой гвардейской танковой армии и редакция нашей газеты «Во славу Родины», а второго сентября, пьяный и веселый, какими мы были во все дни этого лета, был посажен вместе с моим однополчанином и одноклассником Костей Кострюковым в эшелон, идущий на восток, домой. Десятого сентября наш поезд остановился у перрона Киевского вокзала.

В Москве была уже совсем другая жизнь, война здесь помнилась меньше, чем где бы то ни было. Две недели старательно, как школьник, я заново учился быть штатским, но уже в конце месяца блаженному безделью пришел конец. Моя журналистская карьера, начавшаяся в корпусной газете в январе 1944 года (до этого я два года провоевал стрелком-радистом, трижды горел), сделала неожиданный поворот – мне предложили стать корреспондентом «Известий». Разумеется, в этом назначении не меньшую роль, чем таланты и анкетные данные, сыграла дружба отца еще со времен Гражданской войны с замом главного редактора «Известий» Николаем Ивановичем Елистратовым, но это к делу не относится. Так я попал в «Известия», в отдел коммунистического воспитания, где проработал больше десяти лет.