Следствие поручено мне

Я приник к щелястой крышке подпола. Наверху нарастала ссора. Разбитная рыжеволосая Нюрка сидела на старом, с провалившимися пружинами, плюшевом диванчике, закинув нога на ногу, без чулок, в короткой желтой юбке. Острая ее коленка синела, на голубой кофте темнело пятно от вина. Откинув голову, она с нагловатой улыбкой на худощавом лице, крепко зажав в ярко накрашенных губах тонкую «дамскую» папироску, презрительно смотрела на Митьку. Тот сидел за столом, его давно немытые волосы слиплись и свисали клоками на лоб. Напротив него — початая бутылка самогона — основной продукт производства благостной Секлетеи — и головка репчатого лука.

Нюрка вдруг далеко в угол бросила папироску и хрипло спросила:

— Зачем пришел? Канай[4] отсюда… Ты ж, полуцветный[4], за активисткой стал ухлястывать. Ну?

— Не лезь в душу!

Митька повернул к ней голову, туманным взглядом обшарил ее всю, словно бумажник, в котором он уже не надеялся найти ни одной копейки, и, сплюнув на пол, добавил:

— А что… с тобой, что ли, валандаться, а?

— Вон как заговорил, гад! Благородным захотел быть? Ах ты, рожа!..

Нюрка легким кошачьим движением схватила со стола бутылку с самогоном, размахнулась и запустила ее в голову Митьки. Осколки со звоном разлетелись по всей комнате, а по лицу Митьки вместе с самогонкой потекла липкая кровь.

Он бессмысленно посмотрел на Нюрку, попытался что-то сказать разбитыми губами, но лишь вяло сплюнул два зуба. Это его отрезвило. В маленьких, как у медведя, глазках, скрытых под густыми широкими бровями, загорелась ярость:

— Вот ты как?! Со мной, да?..

Митька тяжело поднялся, шатаясь подошел к Нюрке, забившейся от испуга в угол комнаты, схватил её, поднял и резко, брезгливо бросил на диван. Старый пружины жалобно и тревожно зазвенели.

— Да ты посмотри на себя, лахудра! На кого ты похожа?! А туда же! Активистку вспомнила… Да ты Ленкиного волоска не стоишь. Поняла? Да как ты смела меня… бутылкой, а?!

Нюрка затряслась в истерике, дико выкрикивая:

— Только не убивай!.. Не убивай! Митюшка!!! От ревности я…

— Врешь, тебе давно на меня наплевать. Я знаю — Кот ушел от фараонов… Где-то тут он скрывается! Меня не обманешь! Да хотя… Мне ты зачем? Так… баловство. Фуфло! Живи… Чтоб мне из-за тебя мокрое дело пришили? Жирно будет. Жизнь мне вот только вы попортили… Ну да ладно, сочтемся…

В окно тихонько постучали. Нюрка метнулась к двери.

На ее заплаканном лице немедленно возникло нагловатое выражение.

— Входи, Кот! — громко сказала она и скрестила на груди худые, в крупных веснушках руки.

В темном проеме двери выросла высокая плечистая фигура. Вошедший был одет в серый плащ, на самые глаза было надвинуто мягкое кепи. Но тень от козырька не скрывала крупного орлиного носа.

— Кто это его разукрасил? — спокойно спросил он, кивнув на Митьку, стоявшего посредине комнаты.

— Я! — коротко ответила Нюрка.

— Чего… лез к тебе, что ли? — в голосе Кота послышались угрожающие нотки.

— Так… Разговорчик у нас с ним вышел. О жизни, — вызывающе ответила Нюрка.

— А зачем он у тебя? — подозрительно спросил Кот. — Я ж тебя предупреждал, чтоб никого…

— Звала — и пришел, — сказал Митька, усаживаясь на табуретку.

— Врешь! — взвизгнула Нюрка. — Он сам ко мне в парке привязался…

— Ну вот что, парень, — раздельно сказал Кот. — Собирай свои кишки — и домой. Пока цел, понял? А морду вытри.

Митька впервые видел грозного Кота, о котором осторожно и нечасто говорили в Кривой слободе. И хотя ему в самом деле нечего было делать у Нюрки да и зашел он к ней, чтобы просто выпить, но тут взыграло в нем самолюбие:

— Это почему же я должен уходить?

— Сматывайся, щенок, — угрожающе прошипел Кот. — Не порть мне настроения, а себе шкуры…

«Пьян я как собака, чер-те дери, — мелькнула у Митьки досадная мысль. — А, да видал я таких, чтоб перед этой лахудрой и ее фраером труса праздновал!»

Митька выпрямился во весь рост и шагнул на Кота. В тот же момент от удара в челюсть и одновременно в живот он мешком рухнул на пол и растянулся у стола.

В комнате раздался победный, какой-то неестественный смех Нюрки. Кот спокойно уселся на диванчик, продавив его чуть не до пола, и спросил:

— Самогон-то он не весь вылакал?

На немой вопрос Нюрки уверенно ответил:

— Минут десять лежать будет. Я знаю силу своего удара.

Нюрка потянулась к буфету, и тут произошло неожиданное.

Митька вскочил, схватил табуретку и метнул ее в голову Кота. Тот увернулся, зарычал и выхватил нож. Митька растерялся.

— Ну, что… Тебе мало?!

— Не надо!.. — в ужасе закричала Нюрка и повисла на могучей руке Кота. — Митька, уходи! Слышишь? Уходи! Он убьет тебя…

Вмешательство Нюрки удивило Кота. Он угрюмо посмотрел на нее и вкрадчиво спросил:

— А тебе… жалко его?

— Мне тебя жалко! И так тебя ищут… А из-за этого тебе пришьют…

— Не твое дело! — грубо оборвал он ее. — А только с твоими фраерами[5] я буду расправляться по-своему…