Следствие поручено мне

Толик подошел к окну. Внизу два мужика, натужившись, тащили сетку, распертую бутылками пива. Выпить захотелось так, что легче казалось повеситься, чем дождаться Лорки. Ругаясь и постанывая, он влип лицом в прохладное стекло.

День был серый, в мутном небе копились — не таяли тяжелые, мутные клубы дыма, поднимающиеся из труб ТЭЦ. Толик смотрел на дым с ненавистью. Он сейчас ненавидел все и всех, даже Генку, который не позволял выйти из дому проветриться — зачем, говорил, судьбу пытать?

«Хоть рублевку!» — ныло в голове.

— Слушай, Толик! — раздался вдруг сиплый Генкин голос. — Ну и пни же мы с тобой!

Толик тяжело повернул голову.

— Дело-то нехитрое — надо устроиться в ВОХР.

— А? — не понял Муравьев.

— В военизированную охрану, говорю, надо устроиться. Понял?

— Понял… Да ну, это не то. Дадут берданку какую-нибудь древнюю.

— Почему берданку? Наган дадут.

— Ага, потом догонят и еще раз дадут.

— Пошел ты! На кабельном заводе, например, весь ВОХР с наганами.

— А ты откуда знаешь?

— Ха! Я же там работал!

— Ты? Ты?! Ой, держите меня четверо! — Толик хохотал.

— Я тебе серьезно говорю, — хрипел Генка. — Года два назад работал на кабельном заводе в пожарке и на полставки месяц одного вохровца замещал. Наган выдавали. Такой тяжелый, со звездочкой.

— Ты ж без руки… — не поверил Толик.

— Я левша. Стреляю только так. Ты не перебивай: устроиться, выйти на работу, а вечером слинять с дежурства — и Митькой звали. Первый же таксёр наш. А то и не один.

— А кто пойдет устраиваться? — осторожно спросил Толик, помня, как Генка вчера говорил: мол, тебе терять нечего.

Генка широко усмехнулся, показав все свои изъеденные коричневыми пятнышками зубы.

— Да я, я! Куда тебе-то соваться? Разве что пластическую операцию сделаешь. Я сам пойду. Меня там еще помнят. Недельку выждем — у Лорки пока отсидимся. А потом…

«Неужели и в самом деле все так просто?» — ошеломленно подумал Толик. Он согласился с Генкой, не веря, что все получится. Оружие не могут дать кому попало!

Утром 27 октября группа Марковой опять выехала на место преступления. На этот раз брошенное такси увидел один из пассажиров автобуса номер 25 по фамилии Бугорков, студент. Накануне, поздним вечером, он возвращался домой и заметил в свете фар на пустыре, за невысоким кустарником, силуэт одинокого автомобиля. Рано утром, по пути на занятия, он обратил внимание, что машина стоит здесь же. Бугорков уговорил водителя автобуса остановиться. Не обращая внимания на ропот пассажиров, студент и шофер направились к машине.

За рулем никого не было, да и не заглядывали они в кабину, потому что позади автомобиля лежал труп молодой женщины. Шея ее была раздавлена колесом.

Шофер принес потерявшего сознание студента в автобус и погнал, минуя остановки, в отделение милиции. Тотчас выехавшая дежурная группа нашла метрах в ста от машины и таксиста, убитого выстрелом в голову.

На водительском месте лежала белая кроличья шапка. Подклад и мех ее были окровавлены, присохли к сиденью. Под шапкой нашли пулю.

…Мельников повернулся к Татьяне Васильевне. Она стояла рядом и зло оглядывалась.

— Не наш клиент, — сказал Борис. — Пуля от нагана.

— Да, я обратил внимание. Рана у шофера совсем другая, чем у Заславского, — откликнулся Мудрый, который сидел на корточках над трупом женщины. — Круглая, щелевидная, примерно семь десятых сантиметра. Чистая ранка. Стреляли в затылок. Выходное отверстие у левого уха. Убит десять — двенадцать часов назад. Да, приблизительно так. Умер тотчас. Наган — оружие смертоубийственное. Между прочим, царская полиция была вооружена наганами, потому что после выстрела из него человек… мало мучается…

Татьяна Васильевна рассматривала документы, найденные в кармане убитого. Удостоверение водителя таксопарка Сушкова Виктора Ильича, техталон, талоны на бензин и масло… Неужели никакое предчувствие не омрачило души этого двадцатичетырехлетнего человека, когда к нему в машину садился убийца?

Подошли Клишин и Гаевский. Они вместе с работниками ГАИ осматривали след автомобиля. Как раз против того места, где в кустах лежал мертвый Сушков, натекла черная лужица масла. «Сальник прохудился», — сказал инспектор ГАИ. Значит, некоторое время машина стояла там. Убийца забрал у Сушкова деньги — коричневый старенький кошелек на лотке между передними сиденьями был пуст, — вытащил его труп на обочину, потом…

Женины мысли прервал Гаевский:

— По-моему, их было двое.

— Почему? — повернулась к нему Маркова.

— На одежде Сушкова нет следов грязи, сухой травы. Будь убийца один, он бы волок труп по земле. Следов этого тоже нет. А Сушкова так спроста не поднимешь — полноват. Его, похоже, несли за руки и за ноги. И бросили, когда устали. Или, возможно, что-то их спугнуло.

— Да, — согласилась Маркова, — все возможно. Но кто бы мне сказал, при чем здесь она?!

Все подошли к мертвой женщине.

— Ну, — осторожно начал Женя, — наверное, она-то все видела и как раз их спугнула. Убийцы испугались, бросили Сушкова, хотели удрать на такси, а она выскочила на дорогу…

— Ты иметь в виду, что ее сбили? — резко спросила Маркова.

— Да.