Следствие поручено мне

— А как он в последний раз был одет, приятель Виталика? — осторожно спросил Женя. — Как выглядел?

— Высокий мужчина. Пальто его новое под лампочкой поблескивало. Кожаное. Видно, денежный человек… Да… — Она крепко прижала ладони к щекам и чуть слышно жалобно застонала. Подняла на Женю почерневшие от муки глаза. — Я у вас спросить… За Что мне это? За что?

Наконец-то нашлось дело Саше Гаевскому. А то он уже обижаться начал, что Женя все сам да сам действует. У Татьяны Васильевны язык чесался намекнуть ему, что под лежачий камень вода не течет, но Саша с таким жаром бросился во ВДОАМ наводить справки про Сюлюкова и его неведомого приятеля, что она устыдилась своих мыслей и пожелала Саше удачи.

Тут же прибежал Борис. Очки свои знаменитые он держал в руке, чем подтвердил давно сложившееся у Татьяны Васильевны мнение, что они нужны ему только «для форсу».

Экспертиза подтвердила идентичность волокон ткани, обнаруженных на сиденье такси Сушкова, и образца, взятого с пальто, которое сдал в комиссионку Сю-люков…

Саша кричал так, что Маркова отняла от уха трубку и поморщилась. Жене, сидевшему, по-обыкновению, на окне, было все великолепно слышно. Что-то у него случилось. Что-то случилось. Он даже не радуется оттого, что Саша сработал во ВДОАМ так удачно только потому, что навел его Женя. Впрочем, конечно, Гаевскому в дотошности не откажешь.

Да, в прошлом году Виталий Сюлюков работал механиком в автошколе. Под Новый год, после сдачи экзаменов, с одним из слушателей школы они увели учебный автомобиль и разбили его. Не вдребезги, конечно, но изрядно. Сюлюкова уволили. Его приятелю не выдали права, хотя он сдал экзамены прекрасно и вообще, по отзыву инструктора, который помнил эту историю, имел редкостный талант водителя. «Если бы развивал свои способности в этом направлении, мог бы гонщиком стать или даже каскадером…» А фамилия его была Толстоедов.

— Скажите, Сюлюков… — Маркова помедлила. — Как вы намеревались истратить свой грандиозный выигрыш?

Сюлюков затравленно поднял глаза. Он был задержан всего час назад, но в облике его уже появилось нечто обреченное. Тем не менее ответил он дерзко:

— А ваше какое дело, между нами, девочками? Мои деньги, что хочу, то и делаю.

— В том-то и дело, что не ваши, — вздохнула Маркова. — Но об этом потом. Вы уверяете, что купили билет «Спринта» еще девятнадцатого октября в киоске неподалеку от крайкома профсоюзов, но оторвали заклейку только дома, потому что предчувствовали, что билет «не пустой», и опасались «всякой шпаны». Предположим. Но почему вы сразу не пошли в сберкассу?

— Времени не было, — буркнул Сюлюков.

— Вы не работаете. Чем же вы были заняты?

— Мало ли… К отцу в больницу ходил.

— Отца вы за это время не навестили ни разу, — подал голос Женя.

— А вам какое дело? — мрачно сверкнул на него глазами Сюлюков.

— Никакого, кроме того, что вашему отцу необходимо усиленное питание, как можно больше фруктов. Они дороги на базаре. Почему вы не предложили матери денег?

— Забыл, — сказал Сюлюков и покраснел, поняв глупость этого ответа.

— Так крепко забыли, что даже согласились взять у приятеля милостыньку — пальто?

— Какое еще пальто? — старательно удивился Сюлюков.

— Вот это, — Маркова раскрыла шуршащий пакет. — Узнали? Что ж вы так? Имеете пять тысяч, а забираете у друга последнее пальто. Из-за вас Виктору Степановичу пришлось новое покупать.

— Да он его еще раньше купил! — взвился Сюлюков — и сел, зажмурившись от досады.

Маркова покосилась на Женю и покашляла, чтобы скрыть смех.

… Толстоедов тяжело вздохнул, и углы его тонкого рта трагически опустились. Он посмотрел в затененное темнотой окно и сказал с горькой иронией:

— Я же говорил вам, Татьяна Васильевна, что сентиментальность — не порок, а несчастье. Вот она меня и погубила. Если бы я не пожалел Сюлюкова и не подарил ему это несчастное пальто, чтобы выручить беднягу из безденежья…

— Ну уж коли так, отсыпали бы ему от щедрот своих, — усмехнулась Маркова. — Ведь Сюлюков должен был вам доставить целых пять тысяч. А вы от него старым пальто откупились. Если бы не пожадничали…

— Ну и что? — перебил Толстоедов. — Вы бы в таком случае не добрались до меня? Выходит, мой арест — просто несчастливое совпадение?

— Одно из совпадений, — уточнила Маркова. — Одно из многих. Это теперь они кажутся совпадениями, а за каждым из них — прежде всего работа. И начало этим совпадениям вы положили сами, когда сели в машину, откуда два часа тому назад вышел Головко, которого вы в этот день приняли на работу. Прямо как в кино!

— Да уж… — И все-таки согласитесь, я был прав, когда рассказывал вам о преступлениях, совершаемых умными людьми. Все было мною продумано очень гонко и очень быстро. И, честно говоря, я испытывал самое искреннее сочувствие, наблюдая, как вы мечетесь из угла в угол, не зная, то ли нашу халатность в деле Головко капать, то ли убийцу Светланы Иванчи-хиной искать.

— Скажите, Виктор Степанович, — холодно спросила Маркова. — Что вы прикрываете своим цинизмом сейчас? Тоже избыток сентиментальности? Или избыток страха?

Толстоедов потер лоб:

— Над этим я еще не думал.