Следствия самоосознания. Тургенев, Достоевский, Толстой

Толстой заметил нить скрытой беседы между Достоевским и собой в «Записках из Мертвого дома» и продолжил диалог в поздних произведениях. Эта связь наиболее очевидна в «Воскресении», романе о тюремной системе. Неудивительно, что в 1899-м, во время работы над «Воскресением», Толстой перечитал «Записки из Мертвого дома»[567]. Как и в книге Достоевского, в романе Толстого соединены духовное преображение индивидуума и описание различных социальных слоев русского общества. (Преображение князя Дмитрия Нехлюдова происходит в 1-й части; затем во 2-й и 3-й частях он проходит через различные социальные слои, которые мы видим его глазами.) Когда Нехлюдов готовится к отправке в Сибирь с партией арестантов вместе с Катюшей Масловой (которую он соблазнил и бросил много лет назад), повествователь от третьего лица развертывает типологию тюремного населения, возвращающую нас и к собственному рассказу Толстого «Рубка леса», и к версии этой типологии у Достоевского в «Записках из Мертвого дома». Из пяти типов (разрядов), перечисленных повествователем, второй тип – совершившие преступление импульсивно, в эмоциональном порыве, – составляет более половины всех осужденных.

Другой разряд составляли люди, осужденные за поступки, совершенные в исключительных обстоятельствах, как озлобление, ревность, опьянение и т. п., такие поступки, которые почти наверное совершили бы в таких же условиях все те, которые судили и наказывали их. Этот разряд составлял, по наблюдению Нехлюдова, едва ли не более половины всех преступников[568].

Эти импульсивные арестанты являются эквивалентом отчаянных Достоевского (а также собственных толстовских отчаянных солдат). В условиях стресса или несправедливости этот тип может производить убийц и воров пятого типа (разряда), перед которыми, по заключению Нехлюдова, «общество было гораздо больше виновато, чем они перед обществом»[569]. Рассказчик приводит два примера людей этого экстремального типа: «рецидивист вор» и циничный клоун Охотин, «до 30 лет жизни никогда не встречавший людей более высокой нравственности, чем городовые», но при этом «одаренный необыкновенным даром комизма», и «красавец» убийца Федоров, «привлекательная, страстная натура», ни в чем не знавшая удержу и меры. Сравнивая Охотина и Федорова с «заброшенными растениями», которые были «запущены и изуродованы», рассказчик видит «богатую натуру» обоих[570], что звучит реминисценцией знаменитого утверждения автора «Записок из Мертвого дома» о том, что в остроге находился «самый даровитый, самый сильный народ из всего народа нашего». Нет сомнения, что внутри этой тонкой ассоциативной связи, которая могла быть особенно привлекательна для позднего Толстого, шиллеровский разбойник Федоров мог быть назван Федором Михайловичем в честь самого Достоевского.

Но большинство осужденных второго разряда – обычные люди, чьи преступления случайны и непреднамеренны. Когда Нехлюдов сопровождает Маслову и ее сокамерников в Сибирь, он встречается с таким человеком – Макаром Девкиным, который по непонятным ему самому причинам покушался на убийство проезжего незнакомца и в результате попал в тюрьму.