Следы ангела

Весь спектакль Слава смотрел на соседку, смущая ее и гримасничая, когда она с укором оборачивалась. Так они стали «разговаривать» друг с другом. Ее звали Лена. Она представилась в антракте, взамен взяв обещание у незнакомца, что он больше не будет сверлить ее взглядом начинающего Казановы.

– Отнюдь. Ничего, кроме восхищения, – врал он.

– Ну-ну, – не поверила она.

Второй акт Оломонов опять просмотрел сквозь ее ресницы. Глазами Лена почти не моргала: она тоже не в спектакле, понял он. Недовольство, негодование, упреки – всё, чем соседка делилась с ним в первом акте, во втором растаяло в софитной пыли.

– Пойдемте, кофе попьем, – предложил Слава до первых аплодисментов.

– Пойдемте, куда вас девать, – согласилась Лена.

Двери ложи скрипнули, разделив жизнь на «до» и «после» театра.

Похожий на грустного рыжего клоуна официант то и дело нарушал неторопливую беседу в кафе с видом на Садовое кольцо.

– Значит, вы учитесь на юриста? Какое совпадение, а почему… – начинал он…

– Простите, но мяты у нас нет, может быть, подойдет чабрец? – перебивал подлетающий официант.

– А вы почему одна в театр пришли? Больше не с кем?

– Подруга не…

– Простите, но, как оказалось, у нас нет шоколадного чизкейка. Может быть, подойдет с вишней?

– А вы почему один?

– У меня в этом театре знакомая актриса, она …

– Простите, я забыл предупредить, что мы сегодня не принимаем карты, если можно, то лучше наличными… – подыгрывая щенячьим глазами, извинялся официант.

Потом они вспоминали этого официанта со смехом. И даже как-то пытались найти его в том же кафе…

А в тот вечер он сильно выручил Оломонова – была тема для усмешек. Был человек, на фоне которого он смотрелся гораздо представительнее, да и милее…

– Понравился вам спектакль? – спросил Слава, оглядываясь – не бежит ли к ним официант-клоун.

Лена отвечала минут пять, сравнивая спектакль с другими постановками, пытаясь угадать трактовку режиссера и попутно делая замечания о платьях актрис… Юрист догадался: перед ним девушка, которая идет на красный диплом. И, похоже, театр – это единственное место, куда она выбирается иногда из своих учебников.

За разговорами о театре, похожем на жизнь, и жизни, похожей на театр, они просидели до глубокого вечера.

– С вами так спокойно, – говорила девушка, когда они ехали в метро до станции Ясенево, на которой она снимала комнату.

– Лена, а пойдемте на закрытый каток завтра? – почему на каток, Слава сам не знал. И добавил: – Вы очень красивая.

Она лишь пожала плечиками, обтянутыми плащом, и ее юбка скрылась в потоке людей. Лена заранее попросила не провожать ее дальше станции.

Слава вдохнул воздух метро, а проглотил нечто иное. Вишнёвое, мятное, мягкое, парное пробежало по его внутренностям и засело где-то под левой лопаткой.

Он очень надеялся, что и она дышала так же.

…Когда Оломонов спустя пару часов позвонил ей, чтобы пожелать спокойной ночи, она ответила неприветливо и дерзко.

– Вам бы лучше не звонить, – и добавила, – Я не общаюсь с женатыми мужчинами.

Ледяной взбивалкой залезли в горло. Отдышавшись, он начал говорить ей, что просто не успел об этом сказать, что его с женой уже давно ничего не связывает, что сегодня он впервые за многие годы испытал влюбленность, что был бы счастлив, хотя бы как друзья, увидеться с ней снова.

– На тот же каток сходить можно ведь? В этом ничего аморального! – Слава был хорошим юристом, подбирал правильные слова.

О чем думала она? Впервые за двадцать два года мужчина обратил на нее внимание. Но он женат, а она воцерковлена. Она не должна теперь даже о нем думать. Куда же девать тогда мяту, вишню, сладкую вату, покрывшую и ее душу после прощания с ним на Ясенево? После получасового монолога Славы о прошлой жизни и о том, как он давно просил у Бога настоящую счастливую семью, девушка сказала то, о чем потом долго сожалела:

– На каток я не пойду, а в кино можно.

Было и кино, а еще через два дня они пошли на каток, а спустя время поехали в Сергиев Посад, где долго молились каждый о своем, и где он окончательно понял, глядя на ее невинные слезы во время службы, что больше не сможет без нее и дня.

Там – в Трапезном храме, заполненном людьми так, как сейчас заполнен людьми зал метро, он впервые вздрогнул… «Имею ли я права влюбляться?» – спрашивал он кого-то, заглядывая за царские врата? «Имеешь, ведь и любовь тоже от Бога», – отвечал ему кто-то из-под лавок вдоль закопченных стен. «Если не люблю я жену, а эту девочку люблю, чисто люблю, то неужели это страшный грех, если уйду от жены к ней? И с ней, с девушкой, о которой мечтал с детства, создам настоящую счастливую семью?»

У Славы семьи не было, Слава знал о маме с папой все из тех же книжек. Эти книжки ему дарила воспитавшая его бабушка. Она же научила его стыдиться Бога.

…Когда они пришли в отель, выяснилось, что остался только один двухместный номер. Лена просила вернуться на последнем автобусе в Москву, Оломонов сетовал на усталость и обещал не приближаться к ней ближе, чем на шаг.