Следы на песке

В тенях было уже привычно мрачно. Небо опускалось совсем низко, солнце было тусклым и почти не освещало дорогу. Жемчужный ручей был заметен своим пылающим серебристым потоком, где то совсем далеко. Я напряженно смотрел под копыта Мальвы, ступающей осторожно по коричневому мху, в который вросли редкие камни и чахлые сосенки, и высматривал ручьи с красноватой водой. Их можно было видеть только отсюда из черных теней, и они вовсе не были столь ужасны, как о них говорили многие. Ручьи крови выглядели отсюда как сеть ручьев и проток, наполненных ржавой жидкостью, но по ним текло то, что связывало в единое целое весь Хартланд. Родство крови. Вот что означали эти ржавые ручьи. Они сходились и расходились. Где-то сплетаясь, а где-то останавливая свой бег навсегда. Однако. Любой камень. Ветка дерева совершенно случайно могли перекрыть его, и тогда… Я остановился в том месте, где мой ручей делал по своему течению крутой поворот, соскочил на землю и присел. Осторожно убрал с воды, опавшие почти черные листья, и пристально всмотрелся в собственное отражение. Шлем, его кольчужный обвес латы медленно растворялись, и я вернулся туда, где все это произошло.

Никто еще не называл меня Мастером, и я как все дети родителей-мотыльков, бегал за такими же как я, играя в вечные догонялки. Купался в глубокой холодной реке, и, однажды, совсем для себя неожиданно по неосторожности или глупости заплыл слишком далеко. Я опустил ноги вниз в надежде найти опору, и не ощутил под собой спасительного дна. Это потом. Дни напролет, поднимая тучи брызг, я учился плавать, раз за разом, преодолевая именно эту реку. Словно старался победить ее. Отомстить ей за свой ужас. Но, тогда я не почувствовал под ногами спасительной тверди. Я ушел под воду с головой. Задержал дыхание и видел солнце, светившее сквозь желтоватые волны прямо мне в глаза. Я понимал, что если я вдохну этот желтый свет — я погибну. Я опустился на самое дно. Оттолкнулся ногами. Всплыл над поверхностью и сделал вдох насколько возможно глубокий. Но, вода, безразличная, беспощадная, была сильнее меня, и я снова опустился на самое дно, пытаясь зацепиться хотя бы за, что, ни будь. Когда я всплыл в очередной раз, понимая, что этот раз будет последним, я увидел проплывающего мимо Влада. Обычного парня. Он просто жил не думая ни о чем. Ни о том, что было до него. Ни о том, что будет после. Он просто жил, как подорожник, неожиданно для всех, выросший у протоптанной в поле тропки. Он посмотрел на меня. Улыбнулся и толкнул в мою сторону, плавающую рядом, изъеденную водой корягу. Толкнул и поплыл дальше, по каким-то своим, наверное, очень серьезным делам.

Я опустил ладонь в ручей. Набрал целую пригоршню солоноватой воды и поднес к лицу. Мы не знаем, какой из наших поступков будет иметь великие последствия. Никто не знает. Влад просто толкнул в мою сторону кривую деревяшку. Благодаря этому, далеко на севере построены города, появились сотни полотен с яркими цветами, которые разъехались по всей Терре, в этот мир пришли четверо, идущих за Мастером следом. Всего лишь полусгнившая деревяшка. Как мало и как много. Я оставлял следы на песке серой пустоши. Влад не умел этого делать. Но были ли они только моими? Я достал из походной сумки бутыль, выпил немногое, что осталось. Стряхнул последние капли в мох и набрал в нее ржавую воду из ручья. Спасенная жизнь проводника, что-то должна значить. Очень и очень важное.

Я напился горьковатой с красным оттенком воды из бутыли. Подтянул Мальву за повод и попытался дать напиться ей. Она фыркала. Вытягивала мягкие губы. Но все-таки начала пить красноватую жидкость на самом деле похожую на кровь.

Когда Мальва напилась. Я снова взобрался в седло и двинулся дальше, стараясь не потерять петляющее узкое русло. Мой ручей перетекал в ручьи идущих впереди Великой Хельги и Алексиса. Я помнил, что в одном из его резких и крутых изменений русла он мог прекратить свой бег. Это было по протоку крови Хельги. Там где сплетались потоки Солы и Железного всадника. Там мне нужно было сделать важное. Выйти из теней и отдать дань почести своему смертельному врагу и врагу Хартланда. Иногда бывает и так. Я ехал не спеша, отдавшись своим мыслям и воспоминаниям.

Мне вспомнилась дама, которая плакала от того что щенок французского бульдога у нее на руках озяб и дрожал. Это было давно. Еще во второй моей жизни и я с трудом вспомнил этот эпизод. Но он все-таки застрял в памяти, хотя я гнал его, и не хотел делать частью своих воспоминаний.

Разумеется, я дал свой шарф для того, чтобы спрятать щенка от промозглого ветра, дувшего с Невы, и проводил эту женщину до ее дома. Когда я спросил — почему она не родила детей вместо того, чтобы носить на прогулку щенков, она посмотрела на меня круглыми от ужаса глазами.