Следы помады. Тайная история XX века

Вероятно, Ник Кон не интересовался возможностью проследить обратный путь глоссолалии Литтл Ричарда на тысячи лет назад к гностическим песнопениям, которые со временем превратятся в молитвы мистиков вроде Иоанна Лейденского, отголоски которых можно услышать в церквях пятидесятников, где Литтл Ричард учился языку “Tutti Frutti”. Ника Кона могло не интересовать, что на пересказе этой истории его отец заработал деньги, потраченные Ником на пластинки Литтл Ричарда. Кон воспринимал слоги Литтл Ричарда как нападки на смысл как таковой, как возможность совершенного освобождения от него; он заявлял, что тот, кто думает по-другому, кто считает, что рок-н-роллу присущи более сложные понятия, чем просто «да» и «нет», более затейливые истории, чем «я хочу» или «оставьте меня в покое», тот будет уничтожен самой формой — наказан за её предательство. Можно написать хит, — говорил он, — но обратитесь к звуку, словно он является доказательством, что вам есть что сказать, и всё окажется не так. Рок-н-роллу нечего сказать, кроме творения божественного шума, — а тот, кто думает иначе, закончит как старый оборванец с вистлом, стоящий под дождём, играющий для прохожих, грезящий об ещё одном хите.

И конечно, утверждал Кон, объявляя рок-н-ролл музыкой, творящей мгновение и отменяющей его, так будет с каждым. Однажды, выходя из супермаркета, я увидел четырёх чернокожих пожилых мужчин, загружающих коробки в автофургон, слаженно напевая “Earth Angel”, и меня поразила мысль: а может, это и есть те самые The Penguins? Чем ещё они могли бы заниматься спустя тридцать лет после своего единственного хита? Это было абсолютно неважно; когда звук сохранился не как воспоминание, а как самовосстанавливающееся мгновение, тридцать лет не имеют никакого значения. Вот старые оборванцы с их свистульками, и вот тот, кто может их услышать.

В то время

В то время, когда Джонни Роттен подтвердил свои богохульства, взрыв Sex Pistols уже стал воспоминанием — взорвались они уже давно, но ошмётки продолжали корчиться. В ночном клубе Сан-Франциско берлинская группа Einstürzende Neubauten («Саморазрушающиеся новостройки»), более всего известная своей пластинкой “Strategies Against Architecture”, применяет промышленные инструменты к промышленным материалам на фоне гула готического синтезатора; вот такое шоу. «Чем бы это ни было, — писал местный газетный критик, обычно не симпатизирующий подобным фокусам, — это не было скучным». Также на афише акция скульптора Марка Полайна, который сначала получил локальную известность нелегальным редизайном рекламных биллбордов, а теперь его Лаборатория Стратегий Выживания конструирует инфернальные механизмы в духе Руба Голдберга[47] из металла и трупов животных под саундтрек старых записей The Crystals и новых записей женской панк-группы Liliput из Цюриха; он также известен — в той степени, в какой он вообще известен, — тем, что сжёг себе почти всю руку во время экспериментов с одним из своих изобретений (впоследствии на его загубленную руку были пересажены пальцы ног).

Газета “The New York Times” поместила анонс:

Язык и шум станут частью первых двух в этом году представлений «Поэты на публике». Завтра поэты, исследующие границы языка и которых называют «языковыми» писателями, прочитают кое-что из своих новых сочинений… Движение «шумовой музыки», производное от арт-сообщества даунтауна, будет представлено группой Sonic Youth и David Rosenbloom’s Experimental Chorus and Orchestra, который выступит с премьерным показом одной из частей произведения мистера Розен-блюма “Departure”. В его основу положен текст гностического Евангелия от Фомы II века н. э.

Мэйнстримовая радиостанция «Рок 80-х» ставит в свой эфир “Institutionalized”, болтливую панк-декламацию группы из Южной Калифорнии, называющейся Suicidal Tendencies — ставит в рамках нового успешного формата холодно-романтических синтезаторных баллад и новинок в качестве ещё одной новинки. Это такая «новинка», курьёз, потому что сейчас подразумевается, что «панк» — это курьёз, бесплодная аномалия. Песня подавляет, но она сама подавлена: представленная новинкой рока 80-х, она оказалась лишена возможности творить свой собственный контекст, быть сопричастной к чему-либо за своими пределами.