Превозмогая головокружение, Голубь медленно поднимается и садится. Берет протянутую атаманом кружку и подносит ее ко рту. В нос ударяет запах самогона. Голова Голубя судорожно дергается. Встретившись с насмешливым взглядом Ветра, Голубь заставляет себя подавить отвращение. Сделав последний глоток, он, не глядя на атамана, протягивает ему кружку и снова растягивается на лавке. Спустя минут десять он может уже смотреть и даже поворачивать голову.
На печи лежит атаманов ординарец Кострица. Свесив голову, он лузгает семечки и с любопытством рассматривает Голубя. Ветер сидит за столом и читает потрепанную книгу. Чтение ему дается нелегко. Это видно по тому, как он, напрягшись, усердно шевелит губами.
– Вставай-ка, поешь чего-нибудь, – зевнув во весь рот, лениво говорит Ветер. – А то там, в Бережанске, скажут, что мы тебя тут голодом морили.
Мутить Голубя перестает, и в голове вроде как проясняется. Он садится и, свесив голову, тупо смотрит себе под ноги.
– Успеется с едой… Устал я за эти дни чертовски, – бормочет он, оправдываясь. – Да и самогон ваш, надо сказать…
Голубь замысловато чертыхается и, расставив руки, с ожесточением потягивается.
– А где же остальные? – зевнув напоследок, спохватывается он.
– Муха на чердаке отсыпается, а Сорочинский с Вороным в город подались, – помедлив, неохотно отвечает Ветер.
– В Сосницу?
– В Бережанск.
– Вот как! – удивляется Голубь. – Это зачем же?
– Так он же говорил вчера… Проверить, действительно ли меня вызывают в губповстанком. Ну и… все такое.
– И как же он… без адреса, без пароля?
– У него там знакомый какой-то есть, то ли в самом повстанкоме, то ли из близких к нему людей. Он так и не объяснил толком – торопился…
– Все-таки пошел… – удрученно качает головой Голубь. – Давно?
– Больше часа назад.
– Кстати, который теперь час? Мои часы милиция реквизировала.
Ветер достает из кармана часы и щелкает крышкой.
– Десять часов сорок минут. – Перехватив вопросительный взгляд Голубя, добавляет: – Вечера, конечно.
– Это он настоял на этом, – первым нарушает затянувшееся молчание атаман. – Я отговаривал его. Но… Все-таки он – начальник штаба. Он отвечает за безопасность отряда. И за мою тоже. Так что, ты уж того… Сам должен понимать.
Чувствуется, что Ветер не до конца одобряет рвение своего начштаба. Он только теперь начинает задумываться над возможными последствиями его вояжа в Бережанск. Кто знает, как там воспримут его появление. Ведь это явное нарушение дисциплины. Могут посчитать, что у Ветра не отряд, а шарашкина контора…
– А мне-то что! Мне от этого ни холодно, ни жарко, – лениво тянет Голубь и с хрустом в суставах потягивается, давая этим понять, что он потерял интерес к этому разговору.
– И то правда! – торопится поддакнуть Ветер. – Тебе-то чего переживать? Ты ведь тут ни при чем. Не ты же его посылал…
– А я что говорю… – пожимает плечами Грицко и, помолчав, небрежно роняет: – Если кому-то и надо переживать, так это тебе, атаман.
– Ты хочешь сказать, что из-за моего начштаба меня могут не назначить уездным атаманом? Так, что ли? – с вызовом спрашивает Ветер, старательно растирая сапогом окурки на полу.
– Именно так! И именно из-за Сорочинсксго! – видя, что атаман начинает терять терпение, отвечает Голубь. – Хотя, как мне кажется, произойдет это вовсе по другой причине, не по той, о которой ты думаешь.
– А ты мог бы выражаться яснее? Без загадок.
Голубь хмурится и жует кончик уса.
– Дело в том, Роман Михайлович, что это всего лишь моя догадка. Говорить об этом загодя – можно остаться в дураках.
– Ну-у не-ет! – медленно качает головой Ветер. – Так дело не пойдет! Раз уж начал, так кончай.
Голубь уже не рад им же самим затеянному разговору, но отступать поздно. Не глядя на Ветра, он спрашивает:
– А тебе, атаман, не показалось подозрительным стремление Сорочинского побывать в повстанкоме раньше тебя? А его слова о том, что у него есть свои люди в повстанкоме, не насторожили?
– Ты думаешь, что Сорочинский… – медленно тянет Ветер, силясь связать воедино сказанное Голубем.
– Вот именно – всего лишь думаю! То есть предполагаю. Я ведь не знаю ваших с ним отношений…
– …что Пашка может занять мое место?
– А почему бы и нет? Боевой опыт у него побольше твоего. Командир эскадрона у самого батьки Махно! А тут еще и связи кое-какие имеются… Иначе, зачем ему торопиться так? Меня проверять? Так меня милиционеры проверяли! И притом, как выясняется, на его глазах. Вот он… след от ихней проверки. – Голубь хлопает по раненой ноге. – А двое подстреленных милиционеров? Этого мало? Нет, брат, что-то тут не так!
– Да-а… – ожесточенно скребет затылок Ветер. Он явно расстроен, даже лицо порозовело. – А я об этом-то и не подумал.
Атаман берет в руки книжку и, бесцельно повертев ее, швыряет обратно на стол. Затем долго и старательно причесывает жидкие свои волосы.
Молчавший все это время Кострица успел задремать, и теперь с печи слышится его мерное похрапывание. Видать, атамановы неурядицы нисколько его не волнуют.