Следы ведут в прошлое

– Да, да. Конечно. Я сказала глупость, – спешит исправиться старушка. – Ну, разумеется, сидел. Полтора года. Отнял у какого-то мальчишки деньги. Освободился в конце позапрошлого года.

– Понятно, – задумчиво произносит Галич. – Так вы говорите, что Крячко и Марченко не ссорились между собой?

– По-моему, не было такого. Во всяком случае, я не слышала…

Ответ Александры Ивановны звучит не совсем убедительно, и Галич, разумеется, не может этого не заметить. Поэтому, прощаясь, говорит:

– Если вспомните что-нибудь важное, позвоните мне в горотдел милиции. Спросите капитана Галича. Я буду ждать вашего звонка.

Когда Галич возвращается в квартиру Крячко, понятые уже сидят в комнате на стульях, Ковтун все еще занимается поисками отпечатков пальцев, а Улицкий, пристроившись на подоконнике, пишет протокол. Почерк у него красивый и очень мелкий, а строчки необыкновенно ровные, будто он пишет по линейке.

– Что вы, Александр Иванович, можете сказать об этом вот натюрморте? – кивнув на стол, спрашивает следователь.

На столе – две бутылки из-под коньяка «Наполеон», два граненых стакана, банка с остатками осетровой икры, тарелка с надломленными ломтиками белого хлеба и несколькими пластинками голландского сыра вперемешку с апельсиновой кожурой. Здесь же – щербатая хрустальная пепельница с тремя окурками.

– Натюрморт несколько странноват, – говорит капитан.

– Почему? – интересуется Улицкий.

– Как-то не вяжется со столь убогим жилищем. Говорит он о том, что пили два человека. А вот курил, по-моему, кто-то один. Придется выяснить, курил ли Крячко. Если нет, значит, окурки принадлежат его гостю, который, возможно, и является его убийцей. Дальше. Судя по количеству окурков, бражничали не более часа. Это как раз то время, за которое один человек может выкурить три сигареты. Напились, надо полагать, до чертиков. При столь изысканной закуске две бутылки такого коньяка и волов могут свалить. Надеюсь, что мой рассказ дополнит и уточнит Виктор Михайлович.

– Обязательно, но чуть позже, – отзывается Ковтун, бережно снимая с дверки шкафа прозрачную пленку с одному лишь ему видимыми следами пальцев. – Я заберу этот натюрморт с собой в лабораторию. Надо думать, именно на этих предметах мы обнаружим следы преступника. Если, конечно, он не догадался стереть их.

– Нужно также вынуть из двери замок, – подсказывает капитан. – Важно знать, кто открывал дверь: хозяин или «гость».

– Будет сделано, – отвечает Ковтун.

– Александр Иванович, – продолжая писать, говорит Улицкий, – загляните-ка в чулан. Как вам нравится его содержимое?

Галич выходит в прихожую и открывает дверку, которая находится рядом с вешалкой. То, что он видит, заставляет его присвистнуть от удивления: квадратная каморка полтора на полтора метра с затянутым паутиной потолком чуть ли не до половины завалена пустыми, тускло поблескивающими в полумраке бутылками. Бутылки самые разные от дешевого крепленого портвейна до французских коньяков «Камю» и «Наполеон».

– Да тут настоящий склад стеклотары! – озадаченно восклицает Галич. – Интересно, что бы сказала об этом моя недавняя собеседница.

– Вы о чем? – интересуется следователь.

– Да вот… соседка сверху, пенсионерка, утверждала, что Крячко не пил и был в высшей степени порядочным человеком. Вот бы показать ей этот чулан!

– А что! – встревает в разговор один из понятых, тот, что помоложе. – Я вот тоже вроде бы сосед – живу напротив, – а никогда не замечал, что старик был того… пьян.

– Значит, умел пить, – замечает Ковтун.

– Пить-то умел, а вот жить по-людски, видать, не научился, – рассудительно произносит другой понятой. – Весь заработок, выходит, на выпивку пускал. А в квартире что… Можно подумать, что здесь бомж какой-нибудь жил. А ведь со стороны и впрямь солидным человеком казался.

– Пьяница и в самом деле несколько странный. К тому же неразборчивый какой-то, – думая о чем-то своем, медленно произносит Галич. – Чует мое сердце – задаст он нам работенку…

6

– Значит, убийство, – выслушав Галича, не то спрашивая, не то утверждая, говорит начальник уголовного розыска подполковник Горейко. Он сидит за огромным столом и машинально постукивает длинными пальцами по его лакированной поверхности – явный признак того, что подполковник озабочен.

– Да, это убийство, Евгений Яковлевич. Как ни прискорбно… – отзывается Галич. Он сидит у открытого окна и чувствует, как по его лицу струится из окна освежающий ветерок. – Вскрытие подтвердило предположение судмедэксперта, что Крячко задушен.

– Ну что ж, убийство так убийство, – подполковник говорит уже спокойно, смирившись с фактом. – Что же мы имеем для начала? Начнем с Крячко…