– Наверное, продавец, – делает предположение Галич.
– В нашей картотеке смотрели? – обращается Горейко к Ковтуну.
– Не успел.
– И обязательно отыщите отпечатки пальцев Марченко. Наличие их на посуде, как, впрочем, и отсутствие, может многое прояснить. О результатах сверки сразу дайте знать мне.
– А как насчет пальцев Дубольского? – напоминает Галич.
– Они найдены только на спинке одного из стульев. По-видимому, он взялся за него, когда окликал спящего, как он думал, хозяина квартиры.
– Похоже, телемастера вызвал кто-то нарочно, чтобы как можно больше запутать работу следственной группы, – замечает капитан. – Телевизор-то был исправным и ни в каком ремонте не нуждался.
– Если это так, – заключает подполковник, – то мы имеем дело с заранее спланированным убийством. В таком случае причастность к нему Марченко под большим вопросом.
– Поживем – увидим, – роняет капитан.
– Ну что ж, живи и смотри, – озабоченно произносит Горейко. – Смотри как можно внимательнее на тех из знакомых Крячко, у кого имеются царапины на щеке, шее или руке. И проверь алиби Дубольского. В помощь возьмешь… Сванадзе. Желаю успеха!
«Такой деловод украсил бы, пожалуй, любую министерскую приемную!» – думает Галич, взглянув на сидящую напротив миловидную женщину лет двадцати пяти с шелковистыми каштановыми волосами.
Небольшой кабинет, в котором совсем недавно хозяйничал Крячко, не в пример его запущенной квартире, имеет довольно уютный и даже презентабельный вид. Нет сомнения, что все это достигнуто стараниями все того же деловода. Одно не нравится Галичу: едва он назвал место своей работы, как Марьяна Романовна Соломко – так величают красавицу – вначале милая и общительная, сразу становится сдержанной и настороженной. «Разговор будет не из легких», – еще раз взглянув на застывшее в напряженном ожидании смуглое лицо Соломко, думает Галич. Тем не менее начинает он с самого обыденного вопроса:
– Марьяна Романовна, как давно вы знали Крячко?
– С тех пор, как устроилась сюда на работу. Стало быть, Степана Васильевича я знала чуть меньше трех лет.
Отвечает Соломко обстоятельно, однако без особой охоты.
– Как он относился к вам? Доверял? Посвящал в свои дела?
– Как вам сказать… – пожимает плечами Соломко и впервые поднимает на капитана карие глаза. – Я бы сказала, относился хорошо. Во всяком случае, зря не придирался. Впрочем, для этого и причин не было: свою работу я знаю. А насчет доверия… Доверял, разумеется. А как же иначе? – Соломко кивает на шкаф с папками. – Все эти бумаги проходили через мои руки.
– Я не о том, Марьяна Романовна, – внимательно разглядывая выстроенные ровными рядами папки, тихо произносит Галич. – Я имею в виду «левые» операции.
– Степан Васильевич не посвящал меня ни в какие «левые» операции. Да и вряд ли он ими занимался.
Проговорив это, Соломко украдкой посматривает на капитана, словно стараясь определить, поверил он ей или нет.
– Ну что ж… это очень даже хорошо! – радушно произносит Галич. – Считайте, что вам повезло.
Разговор прерывает стук в дверь. В проеме двери показывается голова пожилого рослого мужчины с густой седоватой шевелюрой.
– Здравствуйте, Марьяночка! – радушно восклицает с порога мужчина, но, увидев Галича, быстро меняет тон: – Ах, вы не одна… Прошу прощения! Зайду позже.
– Кто это? – указав глазами на дверь, спрашивает капитан.
– Бондарук. Директор винзавода. Один из наших клиентов.
– Понятно. Скажите еще, Марьяна Романовна, вот что: ваш начальник часто отлучался с работы?
– Случалось… – не спешит с ответом Соломко.
– И где он чаще всего бывал?
– Наверное, на винзаводе. Иногда ездил в Поддубцы. Там – большая пасека. Бывал в Липинах, в садоводческом совхозе «Украина».
– Что он мог там делать?
– Думаю, договаривался о закупках. Он ничего мне не говорил о своих поездках. Только предупреждал, чтобы я, если его будет спрашивать кто-нибудь начальства, звонила ему по такому-то телефону.
– И что, приходилось звонить?
– Редко. Обычно Степан Васильевич знал заранее, когда к нам собирается нагрянуть начальство или… там, ревизия какая.
– Словом, контрразведка Крячко работала исправно? – усмехается Галич, пытаясь вызвать Соломко на доверительный разговор.
– Ни о какой разведке я ничего не знаю, – не приняв оживленного тона Галича, сухо отвечает Соломко.
– Марьяна Романовна, – укоризненно качает головой капитан, – я же по глазам вижу, а по голосу слышу, что вы что-то знаете, но не хотите сказать.
Соломко опускает глаза и неохотно произносит:
– Еще Степан Васильевич иногда оставался дома.
– Что он говорил вам, когда оставался дома?
– А чего скрывать, – дергает плечом Соломко, как бы успокаивая сама себя. – Звонил, что взял бумаги и работает дома.
– А как он чувствовал себя на следующий день?
– Нормально. Только вот… перегаром каждый раз сильно от него разило.
– Кстати, он курил?
– Нет.
– Кто чаще других бывал в вашей конторе?
– Чаще других… – делая вид, что это не так просто вспомнить, медленно произносит Соломко. – Чаще других бывали люди из совхоза «Украина» и винзавода…
– Не этот ли человек, который только что заглядывал сюда?