Слепая бабочка

Серебро надобно зашить в рубаху Эжена. В дороге пригодится и не украдут. Разве что вместе с рубахой. Оставшиеся деньги Арлетта потратила на еду. Прикупила мешочек сухарей, шмат солонины, пласт безмерно дорогого вяленого мяса. Трюмным пассажирам кормёжка не полагалась, что взял с собой, то и ладно. Сама за хлопотами поесть как-то забыла. Авось Мышильда что-нибудь приготовит. Странное прозвание. Эжен придумал, должно быть, из какой-нибудь книжки взял. Ох, беда-беда. Сирота при живой матери. Даже не ищут парня. Казалось бы, чего проще, старый дом проверить, так нет, за всю зиму никто так и не объявился. Зато королевича ищут. Псы. И так-то он странненький-убогонький, всем на свете обделённый. Убивать-то зачем? И Черныш пропал. Вот кому и на что он понадобился? Ладно бы ещё денег за него попросили, но нет. Пропал, как в воду канул. В Чёрного человека, крадущего детей, Арлетта верила не больше, чем в белых подземных червей и портового дракона с двумя головами, но на душе было муторно. В таких тяжких мыслях поднялась на Гору, нырнула в знакомую дыру, следом за Фиделио попетляла по запущенному саду. В саду прут, с которым она ходила теперь по городу, не помогал. Приходилось полагаться только на собачку.

Любимая собачка довела до сторожки и вдруг вырвалась, заметалась, взлаяла жалобно, с подвыванием. Арлетта взбежала по двум выщербленным ступенькам, привычно толкнулась в дверь и едва устояла на ногах. Двери на месте не было. В сторожке холод и тишина. Мёртвая.

– Эжен! – тихонько позвала Арлетта. – Мышильда!

Никто не отозвался, и она тихо осела на пороге, опасаясь наступить на страшное. На кровь. На мёртвых. Но кровью не пахло. И не было этого тяжёлого запаха, памятного ей с детства. Как это там Лапоть говорил? Ничего не находят, ни тел, ни одёжек.

Тихо как. Почками пахнет, живой землёй. И ветер сегодня хороший, с юга. Фиделио подбежал, растеряно ткнулся носом в коленку.

«Вот я немножко посижу, – подумала Арлетта, поглаживая узелок с покупками, – чуть-чуть посижу и придумаю, что теперь делать. Делать-то теперь что? К страже? Смешно. Всю зиму от стражи бегали. Может, как раз стража тут и была. К Коряге с Аспидом? Так может, это их рук дело. Прознали про принца и продали, кому выгоднее».

Арлетта стиснула голову руками. Ничего-то она не может. Даже поискать не может толком. Будь глаза целы, по следам поняла бы, кто был, в какую сторону детей утащил. А может, и не было никого, может, они сами сбежали. Голова болела всё сильнее. Южный ветер вышибал слёзы, как ледяная метель, в саду пахло уже не живой землёй, а разрытой могилой.

Фиделио вдруг взвился и захлебнулся отчаянным лаем, так, что откликнулись разом все городские собаки.

– Ну, ты что? Кто там? Наши вернулись? Пёс рвался из рук, но она не пускала. Если придётся бежать, без собачки никак.

– Ага, явилась наконец, – сказала темнота голосом Аспида, – пса своего уйми, а то хуже будет.

– Не будет. Где мои дети?

– Откуда мне знать. Я их сторожить не нанимался. Давай, подымайся, со мной пойдёшь.

– Обломаешься, – сказала Арлетта, ловко выталкивая привязанную к руке спицу. Терять больше нечего, так что теперь спляшем. Ничьей куклой она больше не будет.

Баллата-фуэте! Она знала, что Аспид не один, спиной чувствовала, отпуская Фиделио и раскручивая свой безотказный кнут.

Фиделио с рычанием рвал кого-то, она понадеялась, что Аспида, хотя ругались и орали вроде другим голосом. Спица проехалась по мягкому. Рядом завыли. «Сдохните все!» – выдохнула Арлетта и добавила завывшему с ноги. Кто-то схватил её сзади, и она, изогнувшись, ткнула спицей назад. Тот отвалился, но острая боль обрушилась на руку и голову. Тут уж стало не до танцев. Колени подкосились. Жалобно заплакал Фиделио. Канатная плясунья стала падать, но её подхватили и сунули головой куда-то, судя по запаху, в угольный мешок. Она брыкалась, пока не придушили, осторожно, со знанием дела, ровно настолько, чтоб пропало желание шевелиться. Ноги связали, попинали как следует, а потом вскинули на плечо и поволокли. Надо полагать, в Норы, потому что тащили долго. Рядом кто-то причитал, что ему надо к лекарю, и от этих причитаний головная боль разгоралась всё сильнее. Потом Арлетта упала, и угольный мешок сменился мешком каменным. Сухо, но пахнет затхлым, как в старых домах. А ещё пеплом и золой, как всегда пахнет в Норах. Рядом, за стенкой ходили и говорили, кто-то всё ныл и жаловался, требовал добить проклятую девку, а потом порезать на ремни. Впрочем, можно и наоборот, сначала порезать, а потом добить. У Сипяги вся морда в крови, проклятый пёс порвал так, что уносить пришлось, а у него во, дыра в боку, кровит сильно, ещё бы чуть-чуть, и прямо в печень. Скандалиста с дырой в печени унимали, мол, девка ещё нужна. Вот ежели это не та девка, что заказывали, то пусть он её хоть на ремни режет, хоть собаками травит, хоть в капусту рубит в своё удовольствие.