Слепая бабочка

За ногу кто-то трогал. Точно, трогал, шевелил пальцами с острыми ногтями, прикладывал что-то холодное. Арлетта сначала изумилась. Возмутилась даже. Вроде благополучно померла, тихо, спокойно, и даже не болит ничего, а всё равно отдохнуть не дают. Потом испугалась. Вспомнила про колдуна. Сейчас кровь пить будут или опыты ставить. Отпилят ногу, а потом будут заклинанием приклеивать. И не приклеят. Ногу Арлетте было жалко. Кто она есть? Шпильман. А шпильмана, как волка, ноги кормят. Недолго думая, она использовала любимую конечность по назначению. Размахнулась и врезала по тому, кто на неё покушался. Ударчик получился что надо, хотя его смягчили несколько слоёв ткани. Ряса? Плащ? Колдовская хламида, расписанная всякими знаками, как у Великолепного Макса?

– Она меня ударила! – заверещал колдун женским голосом.

– А ты не лезь, – флегматично отозвалась другая женщина, – сказано было – не трогать.

– Как не трогать?! Как же не трогать?! Ты посмотри, какая нога, как лапоть растоптанная. Мозоли! Ногти обломаны! На пятках трещины! Фи!

– Это моя нога, – с угрозой сказала Арлетта и села. Получилось легко. Чуть отдало в спину, закружилась голова, но и только.

– А руки! – запричитала нервная дама. Именно дама. Приятно и тонко пахло духами, нежно шуршали пышные юбки. – Перчатки же нужны, к основному платью, к платью для ужина, к платью для второго дня…

Арлетта шевельнула руками. Надо же, у страха глаза велики. Ничего не сломано. Слушаются как миленькие. Покорно ощупывают колени, прикрытые длинной полотняной рубахой, край высокого топчана с тонким, как блин, тюфяком в чехле из реденькой бязи. Потянулась к шее. Крестик на месте. Сползла с постели и… ура-ура… встала.

– Куда ты? – испуганно сказала вторая дама. – Тебе нельзя.

– Можно-можно, – затараторила первая, – даже нужно. Платье надо примерить. Наверняка нужны переделки. Это же ужас. Шили на девушку с фигурой, а это… это же кочерга какая-то.

Арлетту ухватили за локоть и куда-то потянули.

– Отвали! – огрызнулась канатная плясунья. Локоть выдернула и приняла боевую стойку. Хорошо-то как, когда ничего не болит. Притон колдуна или просто притон какой-нибудь госпожи Розетты, тупой куклой она не будет. Обломаетесь! Всё равно терять нечего.

Дама трепыхалась рядом, шелестела, взметала волны духов. Молодая дама, красивая, должно быть. Голос звонкий, топоток каблучков мелкий, частый.

– Да что ты себе позволяешь! Ты!

– Я, – согласилась Арлетта и развернулась в первом движении баллата-фуэте.

Рисковала, конечно. Мало ли где здесь стены и мебель. Но обошлось.

По назойливой даме, с визгом отскочившей в сторону, не попала, зато сшибла что-то неустойчивое, лёгкое, повалившееся с шёлковым шорохом.

– А-а-а! Платье! Да ты… Ты… Да что же это такое!

– Сдохните все! – мстительно заявила Арлетта, сейчас во всём согласная с покойным Каплюхой, и добавила кое-что, по-фряжски и по-остзейски.

– Нет! Это невозможно! – простонала шокированная дама, которая, видимо, удалилась на безопасное расстояние.

– А по-моему, ничего, – задумчиво заметила вторая особа, – языки знает, танцевать умеет.

– Сейчас и тебе станцую, – пообещала Арлетта, – мало не покажется.

– Поосторожней, тебе лежать надо.

– Сдохните!

– Успокойся, мы уже уходим.

Вторая дама определённо была особой хладнокровной.

– А платье? – запищала первая.

– Пришлём кого-нибудь, на кого наверняка бросаться и орать не будут.

Ушли, и дверь закрыли, и, конечно же, заперли. Арлетта сразу села на пол и попыталась отдышаться. Голова всё-таки кружилась. Полежать бы. Что это такое? Где это? По разговору вроде Острава. Так Острава большая. Город? Деревня? Непонятно. Окно вроде есть. Свежим воздухом тянет, но ничего не слышно. Арлетта легла, прижалась щекой к прохладному полу.

– Что с тобой? Тебе плохо?

А вот это не дама. Никаких каблучков. Мягкие шаги в поршнях или в валенках. Пахнет приятно, не то молоком, не то пирожками.

– Ой!

Стукнуло, зашелестело. Сбитое Арлеттой старательно ставили на место, сдували пылинки, расправляли складочки.

– Что случилось? Тебе платье не понравилось?

Точно, не дама. Но и не баба. Голосок совсем детский, выговор простонародный. Должно быть, прислуга.

– Совсем не понравилось? Ой, беда! Я целый месяц вышивала. Ты посмотри, покажи, что не так. Может, ещё поправить можно.

– Посмотреть не могу, – огрызнулась Арлетта. Подневольную прислугу было всё-таки жаль. И так небось все шпыняют.

– Почему не можешь?

– Слепая я. Хоть красного петуха вышей, хоть зелёного змия, мне без разницы.

– Ох. Там цветочки вообще-то. Шиповничек. Мелким бисером, серебряной нитью.

– Да хоть крапива с чертополохом. Всё равно я это не надену. И жить тут не буду. И никакие гады меня не заставят. Мне теперь на всё плевать.

– Почему?

– Потому что нет у меня ничего. Никого и ничего. И вообще всё закончилось.

– Устала ты, – протянула прислуга.

– Я не устала. Я умерла.

Рядом завозились, вздохнули сочувственно.

– Ты знаешь чего, ты поспи, – на лоб легла тёплая узкая ладошка, – может, не закончилось ничего, ты же не знаешь, вдруг всё ещё только начинается.