Письмо содержало весьма сухое предложение прислать доверенное лицо в княжество Сенежское для важных переговоров. Самым доверенным, несмотря на полный провал важной миссии, по-прежнему оставался Карлус. Конечно, места главы приказа Тайных дел он лишился, истинное чудо, что не лишился головы. Помогло то, что голову кавалер Карлус всегда использовал по назначению, даже такую, основательно ушибленную. Впрочем, вначале он действительно ничего не помнил, только радовался, что подушка мягкая, перина пышная, а рядом любимая сестрица сидит, ухаживает. Потом, когда в светлую келью, где он отлёживался, стали приходить какие-то тёмные, совсем неуместные в монастыре личности и задавать вопросы, он понял, что сестрица таки его продала, и заодно припомнил все обстоятельства, которыми эти самые личности интересовались. Но отвечал по-прежнему, мол, вёз его высочество в монастырь, на фряжской границе напали какие-то, не то разбойники, не то кромешники, далее ничего не помню. Никого не видел, никого опознать не могу. Чьи были разбойники, остравские или фряжские, знать не знаю. Болен тяжко, ум мутится и в глазах мелькание. О том, что принц, возможно, жив, кавалер предпочёл не упоминать. Да и не могли два ребёнка, угодившие в лес прямиком из дворца, выжить там в одиночку. Время текло, Карлус поправлялся, вставал, прогуливался в покрытом снегом монастырском садике, выходил на службы. Миновало Рождество, а кавалер всё ещё не знал, пленником он тут живёт или гостем. Сбежать не пробовал, не чувствовал себя в силах. Почему до сих пор не добили, не понимал. Должно быть, милая сестрица условие поставила. К стенке припереть сестру не пытался. Мол, дурак я, не понимаю ничего, и голова у меня болит. Время двигалось к ранней фряжской весне, когда всё завертелось, явились какие-то господа, якобы из остравского приказа Тайных дел, но незнакомые. Должно быть, мерзавка Фредерика, которую даже он не смог раскусить, везде протаскивала своих людей. Повезли его не в столицу, а в Липовец, где предъявили письмо, из которого следовало, что принц жив. Надлежало встретиться с автором анонимного документа. Карлус знал, что Фредерика уже на сносях. Законный наследник ей не нужен, а Карлус нужен, лишь пока является частью интриги. Окончится она, и героический кавалер благополучно помрёт от незалеченной раны. Потому, увидев Эжена, тощего, в потрёпанной одежде, но вполне живого, уже потянувшегося к нему с радостной улыбкой, кавалер осторожно намекнул, чтобы тот убирался. Понятливый пасынок главного церемониймейстера исчез с площади, но кавалер уверился – наследник жив. А затем повезло. В храме, у которого пришлось прогуливаться не один день, удалось переговорить со старым знакомцем, липовецким наместником. Наместник к партии Фредерики не принадлежал и ловким маневром вырвал Карлуса из лап сопровождающих, предложив своё гостеприимство. Те в принадлежности к приказу Тайных дел сознаться не могли или не хотели, ибо вовсе к нему не принадлежали. Карлус поселился во дворце и, воспользовавшись старыми связями, умудрился тайно переправить письмецо его величеству. О наследнике не упомянул, но молил о прощении и распространялся о своём бедственном положении. Его величество, который отчего-то был уверен, что Карлус тоже мёртв, приказал вернуться в столицу. Тут уж никакая Фредерика не помешала. Карлусу, другу детства, король доверял бесконечно. Но о том, что мальчишки, возможно, живы, Карлус предпочёл не распространяться. Фредерике улыбался и целовал ручку. В душевной беседе с великой печалью жаловался на головную боль и потерю памяти. Фредерика намекала, что хорошо бы подать в отставку, Карлус и подал. Жизнь дороже. Но король никакой отставки не принял. И вот теперь новое поручение.