Слепая зона

– Ох, – наконец произнесла она.

А потом закрылась от меня.

Джиана вырвалась из объятий, прошмыгнула под моей рукой, которой я прижимал ее к стене, и наклонилась за платьем. Вслепую подняла его, чтобы прикрыться, потупив взгляд в пол.

– Я… эм… все понимаю.

Я сглотнул, чувствуя, как сердце разрывается от ее вида и от того, что она чувствовала себя отвергнутой, хотя у меня и в мыслях такого не было.

Скажи ей. Скажи что-нибудь, хоть что-то.

Я молил самого себя, но застыл на месте, стоя полуголым в ее спальне и гадая, не тронулся ли умом.

После долгой паузы наклонился поднять пиджак, накинул его поверх расстегнутой рубашки, а потом застегнул штаны и заправил ремень. Снова прикрывшись одеждой, я опять замер на мгновение, наблюдая за Джианой и все больше сокрушаясь с каждой секундой.

Я неспешно подошел к ней, провел ладонью по щеке, и Джиана, протяжно выдохнув, закрыла глаза.

– Я не нарушу свое обещание, – сказал я и стал ждать, когда она снова откроет глаза и посмотрит в мои.

И я верил в это. В глубине души верил, что все равно лишу ее девственности и подарю ей карту всех возможных путей получить удовольствие в постели.

Но я не стану делать это под маской притворства.

Сперва нужно прочистить голову, разобрать все запутанные мысли и эмоции, которые преследовали меня всю неделю, чтобы я смог рассказать ей о своих чувствах.

А потом молиться, чтобы они оказались взаимны.

Нежно поцеловав Джиану в висок, я отпустил ее и поспешил к выходу, пока зверь внутри меня не отнял контроль.

А по пути домой начал придумывать план.

Глава 20

Джиана

– Как поживает мой мышонок?

Даже нелепо, как эти четыре слова, произнесенные моим отцом, чуть не заставили меня расплакаться. От них внезапно застлало глаза, пока я шла по кампусу два дня спустя, кутаясь в пальто, чтобы защититься от свирепого ветра.

– Все хорошо, пап, – солгала я, но невольно шмыгнула носом, чтобы сдержать слезы, а заодно и сопли, хлынувшие от внезапного наплыва эмоций.

– Хм-м, – протянул он в ответ, и мы оба знали, что он прекрасно понимает: ничего у меня не хорошо. – Ты слышала, что Лоре дадут награду за исследование, которое она сделала в прошлом семестре?

– Правда? – Мои эмоции тотчас выровнялись – скорее всего, именно ради этого папа и сменил тему. Он знал, когда я хотела поговорить, а когда – уйти в себя. – С ума сойти!

– Мы с твоей матерью приедем на церемонию в следующем месяце. Я подумал, может, и ты сможешь приехать? Тогда как раз будет домашний матч против «Хоукс». Мы бы с удовольствием посмотрели на тебя в деле на поле.

Со следующим вздохом у меня вырвался горький смешок, потому что мы с папой оба знали, что в этом предложении подразумевалось «я», а никакое не «мы».

– Ты же знаешь, что я не надеваю форму и не играю в футбол?

– А ты знаешь, что я вижу, как упорно ты трудишься вне поля каждую игру?

Я остановилась на ходу, поддавшись вновь нахлынувшим эмоциям.

– Правда?

– Конечно, правда, мышонок. И я посмотрел все твои интервью с пятничного аукциона. У тебя прекрасная речь, юная леди. Я был весьма впечатлен.

Комплимент, произнесенный с гордостью, отчетливо проступавшей в его голосе, вызвал у меня улыбку, но она быстро померкла, едва я вспомнила об аукционе, который хотелось вычеркнуть из памяти. Вчера это легко удалось. То был день игры, полный разговоров с репортерами и пререканий с игроками. Но сегодня воскресенье – день отдыха, день, когда у меня не было ни занятий, ни дел с командой, которые помогли бы отвлечься.

А потому я тонула в своих мыслях.

Клэй отверг меня.

Невозможно ни приукрасить, ни объяснить, ни оправдать то, как он ушел, пока я стояла перед ним, раздетая догола. Я еще никогда и ни с кем не чувствовала себя такой уязвимой, а он отвернулся от меня.

Но как бы сильно у меня ни сводило живот от этого пренебрежения, с ним боролась и другая эмоция – та, что напоминала мне, с каким отчаянием я бросилась на Клэя безо всякого предупреждения. Не сказала ему, что это будет та самая ночь, не подготовила его.

Но именно такое чувство меня и терзало – отчаяние.

Я теряла Клэя, теряла нас, а потому пыталась цепляться за него, даже когда Малия заключила его в объятия и потащила прочь от меня. Конечно, он не захотел заниматься со мной сексом, притом что Малия буквально заплатила не одну тысячу долларов, доказав, что хочет его вернуть.

Так и должно было случиться.

Но я все равно впала в отчаяние.

– Устроим ужин отца с дочкой, когда мы приедем? – спросил отец, нарушая тишину, когда я замолчала.

Медленный выдох.

– С удовольствием.

– Буду ждать. А до тех пор пообещай мне, что будешь себя беречь.

– Обещаю, – пролепетала я ослабшим голосом.

– Я люблю тебя, Джиана. Помни, что все временно.

От его слов, пусть и произнесенных с благими намерениями, у меня защипало в носу и подступила новая волна тошноты. Папа хотел заверить меня, что, какие бы невзгоды я сейчас ни переживала, они не будут длиться вечно, и в конечном счете все будет хорошо.

Но он лишь напомнил мне о том, что и стало причиной этой боли.

Все временно.

И прежде всего – наши с Клэем отношения, какими бы они ни были.