Слепой гость

Я ел и дремал. Помню, моя голова лежит на столе, щекой на хлебных крошках, а чайханщик бьет ладонью по столу и весело кричит мне в ухо:

— Проснись, хороший человек, у нас не полагается спать, у нас полагается кушать барашка с гороховым соусом и пить чай!

В чайхане было душно и накурено. Жар шел от очага, от огромного медного самовара, от керосиновой лампы, подвешенной к потолку. Можно было выйти на свежий воздух и растянуться прямо на земле вместе с быками и верблюдами, но я был рад теплу, тихому говору людей, сидевших на коврах с подобранными под себя ногами, треску валежника в очаге и тоненькой песенке самовара.

— Не спи, не спи, друг! — весело кричал мне чайханщик. Теперь он стоял у очага и грел поясницу о горячие камни.

— Оставь мальчика, — сказал сидевший рядом со мной пожилой крестьянин с четками, которые он перебирал по старинной привычке. Он подвинул ко мне свой дорожный мешок и ласково пригнул к мешку мою голову. Я лег. В ту же минуту голова Бостана легла мне на колени.

Тут я бы и уснул, но в это время чайханщик громко сказал:

— Так что же, милый человек, что же сделал хан Ибрагим, когда пришли персы? Мы тебя перебили, продолжай, пожалуйста...

И кто-то ему ответил:

— Хан Ибрагим, когда пришли персы, посадил на осликов свою семью и бежал в эту крепость, которую ты видишь из дверей чайханы. Но дай мне еще горшочек пети, я люблю есть и рассказывать.

— Больше нету пети, — отвечал ему голос чайханщика. — В эту ночь у меня какие-то необычайно голодные гости. Должно быть, поклонники этого мошенника имама съели всех баранов в районе. Даже эти ребята проглотили по два горшка. А вон те гости, что сидят в углу, съели по четыре.

Я поднял голову. Две женщины в черных шалях, двое крестьян с длинными горскими усами, да мой сосед с четками, да молодой человек в очках, похожий не то на студента, не то на учителя, вот и все, кто был в чайхане, не считая самого чайханщика. Тем временем чайханщик поставил перед молодым человеком стакан горячего чаю, и тот продолжал рассказ:

— Персы заняли уже все города в нашей стране и разбили свой лагерь вот здесь, в долине, где стоит эта харчевня. Хан Ибрагим засел в крепости. Сначала они попробовали обстрелять его из метательных машин тяжелыми камнями и горшками с горящей нефтью. Но метательные машины были слишком слабы, чтобы забросить на такую высоту горшки и камни. Они попробовали обстрелять хана из луков с противоположной стороны долины, но стрелы не долетали до крепостных стен.

Странное совпадение! Молодой человек, похожий на студента, рассказывал историю этой крепости, которую не раз собирались мне рассказать старый Джабар Йолдаш-Оглы, сторож на дынном поле, и мой мужественный учитель Харасанов. Но я засыпал. Я очень устал. Я мог думать только о нашей неудаче. Снова над моей головой полз туман и переплетались сучья. «Откуда здесь быть туману и сучьям?» — удивлялся я и тер кулаками глаза. Это синий табачный дым полз надо мной, и сквозь настил из сухого тростника и сучьев (убогая крыша этой затерянной в горах лачуги) кое-где поблескивали последние звезды.

— Смотрите, — продолжал молодой гость, — теперь хорошо видна угловая башня. Отсюда к ней идет тропинка, вырубленная прямо по скалам. Там есть переход шагов тридцать, не больше, но эти тридцать шагов можно пройти, только распластавшись по скалам. В туман, когда камни становятся влажными и скользкими, эта тропа непроходима. И вот персы двинулись...

Должно быть, чайханщик отворил дверь, потому что с пола потянуло холодом и к неторопливой речи молодого человека примешивался шум потока, бежавшего где-то неподалеку от чайханы. Сквозь дремоту я видел в четырехугольнике распахнутых дверей уже высокое, розовое небо и черную башню, точно сражавшуюся с набегавшими на нее облаками.

— Первого воина, ступившего на эту тропинку, хан застрелил из лука. Второй, раненный в ногу, свалился в пропасть. Третий...

— Дай-ка чаю, хозяин, — сказал кто-то.

Я проснулся. Это мне только показалось, что сон валит меня с ног, что я устал до потери сознания. С удивительной отчетливостью я слышал все, что происходило вокруг меня, слышал каждое слово и звяканье чайной ложечки о стакан, и шумные вздохи курильщиков. Но я не открыл глаз, я лежал, притворяясь спящим, и чувствовал, как Бостан изо всех сил сжимает мое колено, дает мне знак молчать.

— ...третий, — продолжал между тем молодой человек, — дополз, прикрываясь, до самого узкого места, и, пока он раздумывал, как ему переползти эти последние пять-шесть шагов, дротик, брошенный ханом, пробил его панцирь, и он упал следом за своими товарищами. Тогда персы бросились бежать. Один человек обратил в бегство целое войско, и нельзя сказать, чтобы это был такой уж богатырь. Но персы...

Голос чайханщика произнес:

— На, возьми сдачи.

— Не надо, дай еще хлеба, — сказал другой, тот голос. Бостан еще крепче сдавил мне колено. Больше я не мог лежать.