Слепой гость

— Вперед, мальчики, вперед! — торопил нас веселый молодой человек. Но не мне одному становилось не по себе. Милиционер и кочевник, привычные к высотам, давно уже опередили нас, но все чаще Бостан косился под ноги и боком жался к скале чайханщик.

— Я, кажется, здесь отстану, — слабо сказал он и повернул к нам свое бледное лицо. — Я всю жизнь прожил на равнине, и такие путешествия не для меня, нет, не для меня. Куда ведет эта чертова тропинка?

— Куда? — переспросил и опять рассмеялся молодой человек. — Увидишь сам. А впрочем, лучше отдохни здесь, потому что дальше она будет еще уже.

Осторожно, держась друг за друга, мы разошлись с чайханщиком, и он лег на тропинку к скале лицом. Я думаю, что он был, в общем, храбрый человек, но высоты могут бояться и храбрые люди, — это дело привычки.

Скоро мы дошли до поворота, где нас поджидали Гумай и кочевник. Здесь было что-то вроде широкой площадки, на которой свободно могло поместиться десятка полтора человек. Дальше, у поворота, тропинка опять сужалась.

— Если мы высунемся отсюда, — нерешительно сказал кочевник, — они нас перестреляют по одиночке.

— Конечно, — согласился с ним молодой человек. — Когда персидские воины охотились за ханом Ибрагимом, они так и валились отсюда один за другим.

— Как? — вскрикнул я. — Это дорога в крепость?

— Взгляни сам, — ответил он.

Я лег, на животе дополз до поворота тропинки и осторожно высунул голову из-за камня. Шагах в тридцати от меня я увидел полуразрушенную стену и башню, висящую над обрывом. Стая потревоженных голубей с криками носилась вокруг нее, и мне показалось, что некоторые птицы пролетали под самой башней, потому что плоская скала, на которой она стояла, выступала над пропастью как карниз; скала поддерживала башню, как рука тяжелый сосуд, и все это грузное, огромное сооружение как бы висело в воздухе.

Я увидел траву и чахлые деревца, росшие в бойницах. Мне показалось, что старая крепость медленно разрушается у меня на глазах. Большой осколок белого камня вдруг бесшумно отломился от стены и полетел в пропасть. Долго я следил за ним. Падая, он становился все меньше и меньше и не упал на дно, а словно растаял в голубоватом воздухе долины. Оттого, что я долго следил за его падением, у меня закружилась голова. Скала, на которой я лежал, стала вдруг легкой и зыбкой, как облако. Но я успел разглядеть тридцать шагов тропинки, отделявших меня от крепостных ворот. Тропинка была чуть наклонена к этой страшной, голубоватой бездне.

— Они перестреляют нас поодиночке, — угрюмо повторил Гумай.

— Мы были бы сумасшедшими, если бы подвинулись еще хоть на один шаг. Скорей всего они ушли, зная, что мы здесь топчемся, — сказал кочевник.

Молодой человек рассмеялся и сказал, что они никуда не ушли и не уйдут. Он вытащил из кармана белый носовой платок и осторожно высунул его из-за поворота. Я отполз в сторону.

— Эй, в крепости! — крикнул он. — Не стреляйте, я хочу с вами поговорить. Вы меня слышите?

Долго ему никто не отвечал, потом знакомый мне голос корзинщика Мамеда произнес:

— Ладно, вылезайте!

Молодой человек выпрямился во весь рост. Очки его блеснули на солнце.

— Слушайте, что я вам скажу. Я — кандидат исторических наук, Мустаджа Шафагат-заде. В свое время я подробно ознакомился с некоторыми древними сооружениями в этих местах. Так вот, дорогие гости, я вам говорю — вы попались.

Из-за стены ему ответили нехорошим смешком, а потом тот же голос ответил:

— Попробуйте нас взять.

— Попробуйте уйти, — возразил ученый молодой человек. — Ведь вы не дослушали там, в чайхане, историю хана Ибрагима и мое описание этой крепости. Дело в том, что я забыл упомянуть одну существенную подробность: тропинка, на которой стоим мы, и, заметьте, с ружьями, — единственная. Другого хода из крепости нет.

Я услышал, как Шварке выругался: «Врешь, дьявол!» — и в ту же минуту Мустаджа Шафагат-заде быстро присел на корточки. Пуля щелкнула о выступ скалы, и отскочивший осколок камня больно оцарапал мне щеку.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ

Черноков угощает папиросой полковника Шварке. — Вечерние облака. — В крепости. — Мирный ужин.

Мустаджа Шафагат-заде оказался очень деятельным человеком. Честно говоря, я был до сих пор другого мнения об ученых людях. Мне казалось, что в обстоятельствах, подобных нашей погоне за двумя бандитами, они должны бы были оказаться беспомощными, а этот ученый молодой человек сразу же стал нашим командиром.

Шафагат-заде взял у кочевника его двустволку и велел ему немедленно спуститься вниз к чайхане, где тот оставил своих быков и верблюдов.

— На верблюде, — сказал он, — ты в полчаса доедешь до ближайшего сельсовета, а там по телефону дашь знать обо всем происшедшем в НКВД или же в штаб пограничной охраны.

Он велел было и мне с Бостаном спуститься вниз, но тут мы решительно отказались его слушаться, и тогда он сказал:

— Ну, хорошо, только ложитесь, ребята, спать и выспитесь хорошенько, потому что, по-видимому, нам придется здесь проторчать до вечера.