Кочевник ушел, а мы с Бостаном растянулись прямо на камнях, подальше от обрыва, и очень скоро уснули. Я проснулся только один раз, потому что опять услышал сухонький треск револьверных выстрелов. Шафагат-заде и Гумай лежали рядышком на тропинке и оба смеялись.
— Лежи, лежи, — кивнул мне Шафагат-заде, — мы просто решили проверить, как они там поживают. Что-то уж очень тихо у них.
Солнце обошло гору, и камни стали горячими. Кто-то, осторожно приподняв мою голову, поднес мне к губам кувшин с холодной водой. Я пил жадно и не просыпался. Потом я уже узнал, что это кочевник велел своей жене подняться на гору и принести нам воды и хлеба. А затем опять чья-то рука растормошила меня, и я увидел Чернокова.
— Вставайте, — сказал он, — вставайте, дорогие мои!..
С ним был дядя Орудж и шестеро пограничников.
Я уже говорил, что здесь, у поворота, тропинка расширялась шагов до трех в ширину, и на этой площадке мы все кое-как могли разместиться. Пограничники составили винтовки к скале и сели, свесив ноги с обрыва. Некоторые закурили. Мне не было слышно, о чем совещался Черноков с дядей Оруджем и Мустаджой Шафагат-заде. Бостан, прислушиваясь к их беседе, божился и клялся мне на ухо, что самое простое — это забросать крепость ручными гранатами. Тем временем Черноков, по-видимому, принял уже какое-то решение, потому что дядя Орудж и Шафагат-заде отошли от него, а он навязал на дуло винтовки носовой платок и поднял его над краем тропинки.
Из крепости недовольно отозвались:
— Ну, что там еще?
— Я хочу говорить с полковником Шварке! — крикнул Черноков.
— Ого! — донесся возглас. — С полковником Шварке! Вы так уверены в том, что полковник Шварке сидит здесь? Не будете ли вы так любезны сказать нам ваше имя, господин проницательный человек?
И насмешливый голос корзинщика Мамеда подхватил:
— Ну, я-то знаю, с кем мы имеем честь говорить. Гражданин Черноков, Иван Алексеевич, не так ли?
— Да, — сказал Черноков, — вы угадали. Я готов вам даже показаться. Веселее беседовать, видя друг друга в лицо. Может быть, один из вас тоже выйдет из крепости? К сожалению, у вас есть дурная привычка стрелять в парламентеров. Согласны?
Там, по-видимому, совещались. Потом голос Шварке ответил:
— Согласны.
Я переполз на самый край площадки, чтобы видеть все.
Черноков вскарабкался на выбоину в скале, как раз над моей головой, и уселся там как в креслах. За спиной у него стоял дядя Орудж с наганом в руке, и я слышал, как он ворчал вполголоса: «Будьте осторожны, от них можно ожидать всякого свинства». А затем в воротах крепости показался мой добрый знакомый, пожилой человек в крестьянском платье, такой добродушный, что даже багровый рубец на лбу нисколько не портил его добродушного вида. По-стариковски кряхтя, он сел у ворот на камень.
— Прежде чем мы начнем беседовать, не угостите ли вы меня папироской? — крикнул Шварке. — Я обронил свой кисет, когда пришлось удирать через крышу.
— Сделайте одолжение, — ответил Черноков. Он бросил ему свой портсигар, который тот ловко поймал на лету, после чего закурил папиросу и тем же способом отправил портсигар обратно, крикнув: «Благодарю».
— Ну-с, — сказал он, с удовольствием затягиваясь папиросой и щурясь на солнце, — что скажете?
Эти двое людей, расположившиеся друг против друга по краям непроходимой тропинки, выглядели очень мирно. И всего только тридцать шагов разделяли их — расстояние, на котором можно стрелять наверняка.
— Полковник, — сказал Черноков, — разговор может быть очень коротким. Все зависит от вас. Я предлагаю вам сдаться.
— В этом предложении, — ответил Шварке, стряхивая пепел в пропасть, — вы допускаете двойную ошибку. О первой я уже вам говорил: здесь нет полковника германского генерального штаба Карла Людвига Шварке. Доказать обратное вы можете, только взяв меня и моего товарища. Я разумею обычную в этих случаях канитель: допросы, показания свидетелей, очные ставки. Но сами посудите, мы ведь еще не ваши? И вторая ошибка: мы совсем не хотим быть вашими и сделаем все, чтобы этого не случилось.
— У вас два револьвера и к ним дюжины две патронов, — сказал Черноков. — У нас — ручные гранаты. Что вы скажете насчет ручных гранат?
Шварке недоверчиво показал головой.
— Не думаю, чтобы вы воспользовались ими. Если бы я был на вашем месте, а вы на моем, я бы повременил кончать с вами таким способом. Я бы непременно постарался вас взять живьем. Будем же разговаривать как профессионалы. В нашем деле мало уничтожить противника, надо заставить его развязать язык.
— Это правда, — усмехнулся Черноков. — У нас было достаточно случаев покончить с вами раз и навсегда, но, разумеется, я непременно хочу прежде всего побеседовать с вами в спокойной, я бы сказал, почти домашней обстановке. Вот я рассказал вам о своих намерениях. Как видите, они довольно точны. Может быть, вы будете так добры и скажете мне, на что же, собственно говоря, рассчитываете вы?