Женский голос за кадром говорил об уголовном деле, которое возбудила транспортная прокуратура, и о ходе предварительного расследования. По словам корреспондента, следствие рассматривало несколько версий, не исключая возможность террористического акта. Делиться с журналистами более подробной информацией никто, естественно, не стал. Версия о террористическом акте выглядела притянутой за уши, но, с другой стороны, почему бы и нет? Диверсия – это ведь необязательно взрыв. Хозяин кабинета и сам мог прикончить человека на расстоянии, не имея под рукой ничего, кроме десятисантиметрового гвоздя и пары листов писчей бумаги. Точнее, когда-то мог, а теперь возраст и положение обязывают блюсти солидность, не ронять свой авторитет, кряхтя и цепляясь начальственным брюшком за колючую проволоку на полосе препятствий…
«Итак, диверсия, она же – саботаж, она же – террористический акт… – размышлял он. – Товар я должен был отправить еще этой ночью, и не моя вина, что на железной дороге вышла какая-то задержка. Там, на той стороне, об этой задержке ничего не знают. Они привыкли, что я всегда добросовестно и в срок выполняю все свои обязательства, и рассчитывали, что так будет и на этот раз. Я в оговоренный заранее срок отправляю им товар, а они вместо оплаты подсовывают мне телевизионный репортаж о крушении поезда. Дескать, извини, уважаемый, мы все сделали, как договаривались, а что поезд в речку навернулся – не наша вина. На все воля Аллаха! Долю твою река унесла, с нее и спрашивай, а мы не страховая компания…»
Он взял трубку мобильного телефона и нажал клавишу быстрого вызова. Абонент находился в зоне действия сети, об этом свидетельствовали длинные гудки, но ждать пришлось довольно долго. Наконец в трубке щелкнуло, гудки прервались, и запыхавшийся голос произнес:
– Слушаю, това… э… Андрей Никитич.
– Тебе никто не объяснял значение слова «мобильный»? – саркастически поинтересовался звонивший. – Так вот, Туголуков, «мобильный» – значит подвижный, находящийся в движении. Если речь идет о телефоне, это означает, что его свободно можно носить при себе – например, в кармане, на поясе, на шее или даже за пазухой, в нижнем белье. Для того он и придуман, чтоб его с собой носили, а не бегали к нему за тридевять земель.
– Виноват, тов… Андрей Никитич, – забормотала трубка. – Он при мне, просто тут такой гам, что не слышно ни чер… в смысле, ничего не слыхать!
На заднем плане действительно слышался грохот проходящего мимо состава, лязг буферов и жалобные свистки тепловозов. Туголуков говорил чистую правду, и Андрей Никитич напомнил себе, что сейчас не самый удобный момент для любимого развлечения – продолжительного, длительностью не менее получаса, подробного, вдумчивого, обстоятельного и в высшей степени ядовитого разноса, которые он просто обожал устраивать подчиненным.
– Что с грузом? – деловито спросил он, на мгновение похолодев при мысли, что груз уже отправлен.
– Да уроды эти, железнодорожники, опять вола вертят! – с отчаянием прокричал голос в трубке. – Обещали еще утром отправить, а теперь ссылаются на какой-то форс-мажор…
– Не ори, – строго сказал Андрей Никитич. – Все нормально. Это дело надо быстренько переиграть. Ты вот что… Отгони-ка ты вагон в какой-нибудь тупичок, спрячь хорошенько… Да позаботься, чтоб ни одна сука туда носа не сунула! Не мне тебя учить, ты в этих делах не хуже меня разбираешься. А пожалуй, что и лучше… Короче, груз надо попридержать. Ты меня понял? Повтори!
– Есть придержать груз, – с легкой растерянностью откликнулась трубка. – А… Виноват. Разрешите выполнять?
– Выполняй, – разрешил Андрей Никитич. – Родина тебя не забудет.
Он прервал соединение и закурил еще одну сигарету, задумчиво вертя мобильник на полированной крышке стола. Ему пришло в голову, что все складывается не так уж плохо. Неважно, что это было – форс-мажор или тщательно спланированная диверсия. Главное, что он успел своевременно отреагировать на внезапное изменение обстановки и теперь может предъявлять претензии и диктовать условия.
«Предоплата, – подумал он. – Теперь – только полная, стопроцентная предоплата. Никакой оплаты по факту!»
У него мелькнула мысль: а что, если, взяв предоплату, послать деловых партнеров куда подальше и ничего им не отправлять? Конечно, здесь, в этом здании, достать его будет нелегко, но ведь и они ребята упорные. Чем черт ни шутит? И потом, что делать с товаром? Это ведь не последняя партия, да и товар, хоть и пользуется бешеным спросом, все-таки не того сорта, чтобы продавать его в открытую, на рынке. Ради сиюминутной выгоды гробить надежный, сто раз проверенный канал – значит резать курицу, несущую золотые яйца. Да и потом, какая от этого выгода, хотя бы и сиюминутная? Оставить товар себе – это значит нажить такой геморрой, какого и врагу не пожелаешь.