Слепой. Тропою белого дьявола

«Ты мне не брат», – вспомнил Глеб его слова. Что ж, все течет, все изменяется, в том числе и статус офицера российских спецслужб в банде чеченских боевиков…

– Пара дней, – ответил он, благоразумно воздержавшись от комментариев по поводу употребленного Аскеровым обращения. – Если поторопимся, полтора.

– Надо поторопиться, – сказал Железный Мамед.

– Надо так надо, – согласился Глеб, с благодарным кивком принимая протянутую курильщиком анаши кружку обжигающего, попахивающего смолистым дымком чая.

Глава 14

Морг представлял собой низкое одноэтажное строение под двускатной шиферной крышей, покрытое отсыревшей, потрескавшейся, а местами и обвалившейся штукатуркой, когда-то давно выкрашенной в бежевый цвет. Расположенные почти у самой земли подслеповатые окна заросли толстым слоем пыли и грязи; на прутьях железных решеток, которыми они были забраны, как рваные флаги одержавшей пиррову победу армии, реяли черные клочья старой паутины.

Морг располагался в глубине больничного парка, у самой ограды. К нему от ворот вела прямая асфальтированная дорожка. Вокруг не было видно ни одной живой души. Ахмет с Фаридой стояли у ворот, издалека с очень неприятным, тягостным чувством разглядывая навес над крыльцом морга и привинченную к стене слева от двери табличку с надписью соответствующего содержания.

– Так, – обращаясь скорее к себе, чем к своей спутнице, растерянно произнес Ахмет, – и что теперь?

– Надо к кому-то обратиться, – сочла необходимым ответить женщина.

Ей было сорок два года, но ее смуглое лицо еще хранило остатки былой красоты. Мешковатое длинное платье в сочетании с чересчур яркой болоньевой курткой в глазах местных жителей выглядело, наверное, довольно нелепо; еще красноречивее был платок, туго повязанный поверх иссиня-черных волос. Да, у Ахмета и Фариды были документы, способные выдержать поверхностную проверку, но действовать по официальным каналам ни один из них не мог. Тела, доставленные с места железнодорожной катастрофы, принадлежали нелегальным иммигрантам из Афганистана, и ярко выраженный афганец, проявляющий к этим телам повышенный интерес, не мог не вызвать подозрения в том, что пробрался в Россию точно таким же способом – правда, более удачно.

– К кому обратиться? – с тоской произнес Ахмет. – Я не вижу здесь толпы безутешных родственников, которые поняли бы наше беспокойство, разделили наше горе и оказали бы нам помощь.

Фарида промолчала, ограничившись почти неслышным вздохом, который, будто ножом, резанул Ахмета прямо по сердцу. Конечно, она все понимает, никогда не упрекнет его ни словом, ни взглядом, но мысль о том, что он бросил ее сестру и племянника на родине, а теперь даже пальцем не шевельнет, чтобы узнать, какая их постигла участь, несомненно, посетит ее. Сам Ахмет уже давно не мог думать ни о чем другом. Несправедливость судьбы, которая, отняв у него родину, не пожелала остановиться на достигнутом и занесла карающую длань над его семьей, заставляла роптать на Аллаха. Ахмет начал терять веру, когда впервые услышал о крушении поезда, и этот процесс набирал обороты с пугающей быстротой.

Осознав, что его нерешительность продиктована унизительным и недостойным страхом ареста, расследования и депортации на родину, Ахмет разозлился на себя. О чем он думает, когда его жена и сын скорее всего мертвы?! Чего он боится, какое сокровище тщится сохранить, цепляясь за свою фальшивую отметку о регистрации?

Стиснув зубы, Ахмет решительно переступил воображаемую черту, которая пересекала подъездную дорогу точно по линии ворот, и, сделав Фариде знак оставаться на месте, зашагал прямо к крыльцу морга.

Видя его решимость, судьба дрогнула и сделала пусть крошечную, но уступку. Обитая волнистым листовым железом дверь вдруг отворилась, и на крыльцо, с трубным звуком продувая папиросу, вышел какой-то встрепанный субъект в грязном белом халате и с мятым, заросшим колючей рыжеватой щетиной лицом.

Привалившись плечом к рябой от проступившей сквозь краску ржавчины металлической трубе, на которую опирался навес над крыльцом, санитар еще разок сильно дунул в мундштук папиросы, смял его каким-то особенно сложным, затейливым образом, сунул в зубы и ловко прикурил от спички. Его блуждающий по сторонам мутноватый взгляд наткнулся на фигуру Ахмета и остановился, с ленивым любопытством изучая ее сквозь голубоватую завесу табачного дыма.

– Здравствуйте, – остановившись у нижней ступеньки, сказал Ахмет.

Он вдруг почувствовал, что не может двинуться дальше, и был рад передышке, предоставленной ему появлением на крыльце санитара.

– Здорово, коли не шутишь, – равнодушно поздоровался санитар. – Ты к нам по делу или так, кхм… полежать?

Ахмет пропустил сомнительную остроту мимо ушей, даже не поняв, что это была шутка. По дороге сюда он вообще ни о чем не мог думать, но, когда пришло время, так необходимая ему ложь сама собой прыгнула на кончик языка.

– Один мой земляк разыскивает жену и сына, – сказал он. – Я согласился ему помочь, и вот…