Слезами и кровью (СИ)

Она танцевала, то ускоряя, то замедляя темп, и бубен в её руках отбивал звонкую дробь, а за окном шумел дождь, и временами, звеня оружием, проходили ночные патрули. Больше не было никакой музыки. Звон бубна и треск огня, шум дождя и бряцание оружия. И Рогриан вспоминал, как другие танцовщицы, которых он видел на войне, плясали под точно такие же звуки. Всё ещё думая об этом, он шагнул вперёд, на ходу отстёгивая от пояса шпагу. Она глухо звякнула, упав на пол, следом за ней с мягким шуршанием упал плащ.

Мэйт не удивилась, когда он шагнул к ней. Спокойно и естественно, как будто давно этого ждала, она прильнула к нему, положила тонкую руку ему на плечо. Рогриан обхватил её за талию, прежде чем сделать шаг вперёд. Он начал вести в танце; Мэйт откинула голову назад, её полузакрытые чёрные глаза не отрывались от его глаз, бубен в отведённой в сторону правой руке продолжал трепетать, постепенно ускоряясь, и также постепенно ускорялись их шаги, их дыхание, их сердца…

Рогриан никогда прежде не танцевал так. Ему случалось танцевать на балах – медленные церемонные танцы, больше похожие на парад, в которых пределом смелости считалось прикоснуться к запястью дамы, а широкие юбки и тяжёлые плащи не давали сблизиться. В первую секунду своего неожиданного порыва он испугался – не оступиться бы, не допустить глупую ошибку, не отдавить её маленькие быстрые ноги. Но опять, как тогда, на улице, его вела удача – и он сам не ожидал от себя такой быстроты и лёгкости. Он широко раскрыл глаза, вглядываясь в смуглое, узкое лицо с длинным крючковатым носом, тёмными сочными губами, блестящими чёрными глазами. Неужели это знак судьбы? Неужели то, что он был уверен, никогда с ним не случится, происходит сейчас, и судьба, удача, бог – что бы там ни было – позволила ему полюбить? Простолюдинку, бывшую маркитантку, лавочницу… да какая разница? В любви все равны, иначе это не любовь.

Внезапно Мэйт остановилась, не завершив поворота, и потянулась рукой к его щеке:

- Ты плачешь?..

Он перехватил её руку. Держа её нежно, как бабочку, поднёс к губам, поцеловал пальцы. Потом прижал губы к ладони, к внутренней стороне запястья. Её кожа пахла костром и летними цветами, раскрывшимися после дождя. Медленно целуя каждый сантиметр этой прекрасной кожи, он провёл губами до её локтя, а потом повернул голову и поцеловал Мэйт в губы.

Бубен упал на пол, звякнул в последний раз и затих. Мэйт откинула голову назад, запустила пальцы в причёску. Георгин полетел на пол, а следом за ним дюжина заколок застучали по доскам, как дождь. Рогриан взял её косу, жёсткую, словно грива лошади, и ароматную, как лето, и распустил её. Мэйт смотрела ему в глаза.

- Будь со мной, - сказала она.

… Когда они наконец смогли оторваться друг от друга и вытянулись на жёстких льняных простынях, Рогриан подумал сквозь приятное гудение в голове, что уже очень давно он не ощущал себя таким спокойным и таким беззащитным одновременно. Должно быть, Мэйт чувствовала себя так же, но он не стал спрашивать. Ему казалось, что слова сейчас не нужны. Но постепенно блаженство отпускало его, и он начал тревожиться. Мэйт, должно быть, думает, что это всего лишь одна ночь. Наступит утро, развеется этот волшебный туман, и они снова станут дворянином и простолюдинкой, чужими и чуждыми друг другу. Не открывая глаз, Рогриан повернулся к женщине, желая обнять её и сказать, что на следующую ночь он придёт снова, но тут вместе с тревогой его кольнула горечь – а что ещё им остаётся, кроме ночных встреч? Люди его круга не женятся на бывших маркитантках. Быть любовниками – вот и всё, что им суждено.

- Я хочу зажечь свечи, - проговорила Мэйт. Рогриан перевернулся на живот и наблюдал за тем, как она зажигает свечи, а их огоньки освещают её кожу, придавая ей тёплый медовый оттенок.

- Ты у меня в долгу, - проговорил он, когда Мэйт вновь легла рядом с ним. Та приподняла брови:

- Разве?

- Ты обещала рассказать мне занятную историю. О том, как маркитантка стала хозяйкой гостиницы.

Мэйт улыбнулась:

- О-о-о, это действительно занятная история. И как у всех занятных историй, у неё есть мораль. Не буду делать тайны, раскрою мораль сразу, - она шутливо погладила Рогриана по щеке. – Благоразумие и честность открывают дорогу к счастью.

- Вот как?

- Да. Однажды я поняла, что с меня хватит войны. Присоединилась к бродячему театру, попала в Тирль… Тут-то я и увидела эту гостиницу, и поняла – хочу её. Хочу, и всё. По счастью, хозяин гостиницы был не женат.

- Стой, - рассмеялся Рогриан, привлекая её к себе, - дальше я слушать не хочу …

- Поздно, господин мушкетёр, вы уже сами напросились… Я пришла к хозяину ночью, села на кровать и сказала, что хочу выйти за него замуж. Что буду работать в трактире, и работать так хорошо, что он сможет сэкономить на прислуге. А по ночам буду радовать его так, как никакая другая женщина не порадует. К утру бедняга был по уши влюблён в меня, - она рассмеялась, и в этом смехе слышалась нежность. – Так благодаря моей честности и его благоразумию мы оба пришли к счастью.